Феодосия, Евдокия и Мария составляли для него почти нераздельное триединство. Однако у Феодосии было больше сил и самостоятель ности; она, будучи вдовой, имела больше свободы действия, больше возможностей: помимо воли он привязался к ней сильнее, чем к другим женщинам. Из этих отношений между молодой вдовой, жаждавшей веры и христианской любви, которая знала ранее только любовь старика, и между протопопом, достигшим высокого нравственного уровня, – человеком, отвечавшим всем запросам как сердца, так и ума, человеком, пережившим мученичество и полном истинной горячей веры, – вскоре возникло чувство, пыл которого у обоих был ослаблен только благодаря героической преданности долгу. Можно сравнить эту дружбу, более чем чисто-духовную и, однако, совершенно чистую, развившуюся между духовным отцом и духовной дочерью, только с дружбой, существовавшей между св. епископом Франциском Сальским и праведной вдовой Жанной де Шанталь.
Аввакум поставил себе целью переплавить в чистое серебро, довести до совершенства эту душу, которая доверялась ему. Он не изменил ничего в ее внешней жизни. Император Феодосий так же носил под своей пурпурной мантией власяницу и одновременно выезжал в роскошных колесницах; приготовлял сам себе пищу, переписывал рукописи, трудился для бедных. Но он ободрял ее в отношении исполнения ее послушания и побуждал ее еще шире открывать двери своего дома несчастным и странникам; она служила им, обмывала их раны, ела с ними из одной миски. В особенности же он утверждал ее в старой вере, вооружал ее доводами, побуждал ее принимать участие в спорах; с того времени видели, как она смело выступала против никониан – как мужчин, так и женщин, подобно льву перед лисицами, и доказывала им их ошибки[1213]
.Часто ее противниками были Ртищевы. Ее дядя, старый Михаил Алексеевич, приходил к ней специально, чтобы побудить ее вступить на путь официальной церкви, не расходиться со своими родичами: делай, «как все делают», «крестись тремя перстами!» – говорил он. Сторонница Никона, Анна, распекала ее еще сильнее[1214]
. Только один добрый Федор, если он присутствовал при этих спорах, видимо, находил удовольствие слушать доводы обеих сторон и уважал все мнения.IV
Непримиримость в теории и компромиссы на практике
Таковы были круги истинных православных, которые можно было видеть в Москве. Они существовали в разных слоях населения и во всех районах города. Естественно, что члены этих кружков встречались между собой: Афанасий приходил к Морозовой; Федор встречался с Феоктистом[1215]
; Тит Мемнонов жил у попа Дмитрия[1216], Андрей Самойлов знал Аввакума уже с 1653 года, когда он приходил в Благовещенский собор, чтобы побеседовать со Стефаном Вонифатьевым, и с той поры избрал его своим «другом и советником»[1217]. Таким образом, составилась своего рода община. Московская община находилась в связи и с другими общинами, возникавшими повсюду на Руси. Аввакум, вероятно, вел переписку непосредственно с монахом Григорием, то есть с Нероновым: его отношение к новшествам не было ясно выражено, говорили даже, что он принял «троеперстие» – но протопоп сохранил по отношению к своему старому духовному руководителю неизменную любовь: «А про старцово житье мне не пиши, – сообщил он вскоре одному своему другу, – не досажай мне им: не могут мои уши слышати о нем хульных глагол ни от ангела. (…) Да исправит его Бог, – надеюся!»[1218]Феоктист вел переписку с Устюгом, где его брат Авраамий бы монахом монастыря св. Архангела Михаила, и в особенности с епископом Александром[1219]
. Разве не ценно было иметь близкие связи с членом высшей иерархии, хотя бы лишь только для того, чтобы иметь возможность сдать ему на хранение компрометирующие документы?У Авраамия, юродивого Христа ради, были влиятельные друзья[1220]
, Спиридон Потемкин сохранял дружественные отношения с единоверцами в Смоленске и через своего брата Ефрема имел связи также и с Керженцем и с Нижним. Дьякон Федор принимал суздальского священника Никиту[1221]. У протопопа Михаила сын был в Казани. Иван Трифонов в свое время принес в тюрьму Антонию, бывшему муромскому архимандриту, свитки рукописей, иллюстрированные изображениями перстосложения[1222]. Соловецкий архимандрит Варфоломей провел в 1664 году несколько месяцев в столице. В Соловках находился Никанор: Аввакум ему писал[1223]. Все эти сношения в конечном счете концентрировались вокруг Аввакума. Он поощрял их, давал им ход, снабжал апологетов старой веры текстами, аргументами, вопросами. Брожение умов распространялось по всей Руси.