Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Но инициаторы перенесения мощей святого Филиппа в Москву руководствовались совсем не благородным желанием «восстановить историческую справедливость». Как считали многие историки, тайной целью Никона было выставить преимущество власти священной иерархии над царской властью. И внешне всё вроде бы выглядело именно так. Царь в своём обращении к святому Филиппу, в действительности составленном Никоном, писал: «Сего ради преклоню сам свой царский сан за оного (Иоанна IV. — К.К.) же в мя согрешившаго, да оставиша ему согрешения его, своим к нам пришествием, да подаем тому прощение… Сего ради молю тя о сем, священная главо, и честь моего царства преклоняя честным мощам, и повинную к твоему всю мою власть». Однако если учесть, что главным инициатором реформы был всё-таки сам царь, то ситуация предстает несколько в ином свете. Это действие должно было способствовать ещё большему выдвижению Никона на первые роли и удалению Алексея Михайловича в тень. Царю требовалась подходящая «ширма», за которой можно было бы на первое время спрятаться, а когда страсти поутихнут и недовольные будут выявлены и уничтожены, можно будет всю вину свалить на подставное лицо и затем (в случае чего) избавиться от него. Это было бы удобнее и в том случае, если бы реформа встретила массовое сопротивление и потерпела неудачу. Во всём виноват Никон, а царь как будто совсем ни при чем… Типично иезуитский прием.

Итак, началась пьеса, в которой у каждого была расписана его роль. 11 марта 1652 года Никон выехал на Соловки за мощами, везя с собою покаянную царскую грамоту. Поездка по Белому морю едва не закончилась для него печально. Поднялась страшная буря. Одна ладья утонула, при этом погибло 69 человек, другую — князя И.Н. Хованского — отнесло к Николо-Корельскому монастырю, а ладью самого Никона забросило в Пудожское устье. Но, наконец добравшись до Соловецкого монастыря, Никон после торжественной службы в день Святой Троицы зачитал царскую грамоту и положил её на гроб митрополита Филиппа. Соловецкие иноки не хотели расставаться с мощами любимого святителя, но Никон был непреклонен и 10 июня вместе с мощами покинул Соловки. Второй акт этой тщательно режиссированной пьесы будет сыгран, когда Никон вернётся в Москву.

Смерть патриарха

Несомненно, престарелый патриарх Иосиф понимал, что мешает реформаторам и что они с нетерпением ждут, когда же он, наконец, освободит патриаршую кафедру для более сговорчивого кандидата или даже для явного сторонника новшеств. Предчувствуя скорую смерть, во время перенесения мощей патриарха Иова в Успенский собор 5 апреля 1652 года Иосиф указал царю на место рядом с гробом Иова: «Кому ж в ногах у него лежать?» — «Ермогена тут положим», — ответил царь. «Пожалуй, государь, меня тут, грешнаго, погрести». Через десять дней патриарха не станет…

Хотя Иосиф и не был принципиальным противником греков и в своих посланиях к датскому королевичу Вальдемару положительно отзывался о вселенских патриархах и их вере, результаты экспедиции Арсения Суханова заставляли всерьёз задуматься о благочестии современных греков и ещё крепче держаться за церковное предание, освящённое авторитетом Стоглавого собора. «И как бы предвидя, а вероятно и зная, что скоро русские церковные чины и книги должны будут потерпеть значительные изменения, он говорит: “А иже кто гордостию дмяся, и от неразумия безумен, сый сего древняго и нынешняго нашего соборнаго уложения учнет превращати, и на свой разум чины церковныя претворяти, мимо наших древних письменных и печатных книг, и таковый по правилом святых отец от нашего смирения приимет отлучение и извержение”».

Но реформаторы торопились. Под давлением царя и его духовника патриарх Иосиф вынужден был в 1650 году обращаться для разрешения важных церковных вопросов к константинопольскому патриарху Парфению II как более авторитетному. Реабилитация греков шла полным ходом: незадолго до смерти Иосифа царь приказал во время богослужений на многолетиях поминать вместе с московским патриархом и вселенских греческих патриархов. «Это распоряжение царя, чтобы на многолетиях поминались вселенские патриархи, было публичным, торжественным признанием полного единения русской церкви с вселенскою греческою, публичным в слух всех признанием тогдашних греческих патриархов такими же православными, как и московский патриарх».

Уже собор 1649 года показал, что царь не ставит престарелого патриарха ни во что, позволяя своему духовнику публично его оскорблять. Спустя два года в Соборном уложении 1651 года о единогласном пении патриарх Иосиф с горечью замечает: «Третие бо се лето есть биему от свадник, терпя клеветные раны». Он не раз говорил своим близким людям: «Переменить меня, скинуть меня хотят». Патриарший дьяк передавал и другие слова Иосифа: «Если и не отставят, то я сам от срама об отставке стану бить челом; и денег приготовил с чем идти, как отставят». Действительно, после смерти патриарха Иосифа осталось большое состояние, на которое он собирался основать монастырь.