Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

«Привели ко мне бешанова, Феодором звали. Жесток же был бес в нем. Соблудил в Велик день, празник наругая, да и взбесился, жена ево сказывала. И я в дому своем держал месяца з два, стужал об нем Божеству, в церковь водил и маслом освятил, — и помиловал Бог: здрав бысть и ум исцеле. И стал со мною на крылосе петь, а грамоте не учен, и досадил мне в литоргию во время переноса. Аз же ево в то время на крылосе побив, и в притворе пономарю велел к стене приковать. Он же, вышатав пробой, взбесился и старова больши; и ушед к большому воеводе на двор, людей розгоняв и сундук разломав, платье княинино на себя вздел — в верху у них празнует, бытто доброй человек. Князь же, от церкви пришед и осердясь, велел многими людми в тюрму ево оттащить. Он же в тюрме юзников бедных перебил и печь розломал. Князь же велел в село ко своим ево отслать, где он живал. Он же, ходя в деревнях, пакости многия творил. Всяк бегает от него, а мне не дадут воеводы, осердясь. Я по нем пред Владыкою на всяк день плакал: Бог было исцелил, да я сам погубил. Посем пришла грамота с Москвы: велено меня на Лену ис Тобольска сослать. Егда я на реку в Петров день в дощеник собрался, пришел ко мне бешаной мой Феодор целоумен; на дощенике при народе кланяется на ноги мои, асам говорит: “Спаси Бог, батюшко, за милость твою, что пожаловал, помиловал мя. Бежал-де я по пустыни третьева дни, а ты-де мне явился и благословил меня крестом; беси-де и отбежали от меня. И я-де и ныне пришед, паки от тебя молитвы и благословения прошу”. Аз же, окаянный, поплакал, глядя на него, и возрадовахся о величии Бога моего, понеже о всех печется и промышляет Господь: ево исцелил, а меня возвеселил. И поуча ево и благословя, отпустил к жене ево в дом. А сам поплыл в ссылку, моля о нем света-Христа, да сохранит ево от неприязни впредь. Богу нашему слава!»

Дом Аввакума, в котором ежедневно совершались богослужения и звучали проповеди, привлекал к себе истинных ревнителей благочестия, становившихся духовными детьми и верными последователями опального протопопа. Среди них была и девушка Анна, прежде служившая у одного из тобольских жителей, а затем отпущенная хозяином к протопопу. Поучения Аввакума зажгли в ней желание сохранить своё девство и всецело посвятить себя Богу.

«В Тобольске была девица у меня, Анною звали, как впред еще ехал, маленька ис полону ис кумык привезена, девство свое непорочно соблюла. В совершенстве возраста отпустил ея хозяин ко мне; зело правильне и богоугодне жила. Позавиде диявол добродетели ея, наведе ей печаль о Елизаре, о первом хозяине ея. И стала плакать по нем, таже и правило презирать, и мне учинилась противна во всем, а дочь мне духовная. Многажды в правило и не молясь простоит, дремлет, прижав руки. Благохитрый же Бог, наказуя ея, попустил беса на нея: стоя леностию в правило, да и взбесится. Аз же, грешный, жалея по ней, крестом благославлю и водою покроплю, и бес отступит от нея. И тово было многажды. Таже в правило, задремав, и повалилася на лавку, и уснула. И не пробудилась три дни и три нощи: тогда-сегда дохнет. Аз же по временам кажу ея, чаю, умрет. В четвертый же день встала, и, седши, плачет. Есть дают — не ест и не говорит. Того же дня в вечер, проговоря правило и распустя всех, во тме начал я правило поклонное, по обычаю моему. Она же, приступя ко мне, пад, поклонилась до земли. Аз же от нея отшел за стол, бояся искусу дьявольскова, и сел на лавке, молитвы говоря. Она же, к столу приступя, говорит: “Послушай, государь, велено тебе сказать”. Я и слушать стал. Она же, плачючи, говорит: “Егда-де я, батюшко, на лавку повалилась, приступили два ангела и взяли меня и вели зело тесным путем. На левой стране слышала плач с рыданием и гласы умильны. Тажде привели меня во светлое место: жилища и полаты стоят. И едина полата всех болши и паче всех сияет красно. Ввели-де меня в нея, а в ней-де стоят столы, а на них послано бело и блюда з брашнами стоят. По конец-де стола древо многоветвено повевает и гараздо красно, а в нем гласы птичьи умильны зело, не могу про них ныне сказать. Потом-де меня вывели из нея; идучи, спрашивают: Знаешь ли, чья полата сия? И я-де отвещала: Не знаю, пустите меня в нея. И оне мне отвещали сопротив: Отца твоего Аввакума полата, сия. Слушай ево, так-де и ты будешь с ним. Крестися, слагая персты так, и кланяйся Богу, как тебе он наказывает. А не станешь слушать, так будешь в давешнем месте, где слышала плакание то. Скажи жо отцу своему, мы не беси, мы ангели, смотри — у нас и папарты [35]. И я-де, батюшко, смотрила: бело у ушей-тех их”. По том, испрося прощения, исправилася благочинно по-прежнему жить».