Флай не тратит дыхание на ответ. Полиция здесь, и машины гражданских теперь, на открытом тротуаре, уже не помешают им открыть стрельбу. Вдохнув до резкой боли в ребрах, Флай вновь срывается в бег и вновь старается запутать след, свернув с улицы.
Раннер с ней, и он подбадривает ее криками, но Флай его не видит, голос доносится откуда-то сверху. Несколько минут впереди, сзади, справа и слева, со всех сторон и ближе, ближе, ближе — одни только стены. Наконец, после нескольких минут бега вдоль бесконечных стен, Флай замечает раннера — на чьем-то окне. Хлипкий откос крошится под его тяжелыми ногами, сам он выглядит удивительно комично, невесть как удерживаясь на крохотном уступе, на почти что гладкой стене обычного городского дома.
— Я думал, ты можешь летать, куколка! — с отчаяньем кричит он.
Слово срабатывает как триггер. Его голос выдергивает чеку, и кровь внутри Флай взрывается.
Флай с яростным воплем бросается на стену, по примеру раннера — этого гнусного недоноска, духовного брата извращенца-Арка! — используя чужие окна как опору. Злость и мощности экзоскелета сливаются в экстатической ненависти, которая гонит ее вперед — и выше, выше, выше. Ее металлопластиковые руки обнажены, искусственные ногти осыпаются вниз розовым градом, синтетическая кожа и рукава комбинезона свисают ошметками, сдавшись под напором, с которым Флай впивается в стену, заставляя свои пальцы, свои безупречно изящные конструкты спорить прочностью с кирпичом.
Над краем крыши показывается лицо — свободный от шлема рот растягивается в издевательской усмешке, Флай рвется вверх... но рука загребает только воздух, когда ноги уже потеряли опору.
Крылья распахиваются, затормаживая ее падение... но падения не происходит: чужая рука, громадный металлический кулак до хруста стискивает ее запястье.
Время останавливается. Флай вдруг замечает, какое пронзительное голубое над ней небо. Облака плывут по нему величественно и неспешно.
— А теперь, дорогая, сверни их обратно или помоги, — внезапно спокойным, напряженным голосом говорит раннер, глядя на нее через черное стекло шлема. — Ты же не зря сюда забиралась?
Флай цепляется за стену свободной рукой и резко опускает крылья вниз, толкая себя выше. Раннер вскрикивает от силы рывка и едва не падает сам, но Флай сбивает его обратно собственным телом. Они отваливаются друг от друга уже на ровной и надежной поверхности крыши и тяжело дышат, поднимаясь на ноги. Флай с шелестом сворачивает крылья за спиной.
— Рановато, — оценивает это раннер. — Нам бы пробраться вглубь квартала, и с крыльями это будет легче. Полиция все еще близко.
Голова Флай кружится и шумит, остатки адреналина выветриваются, и она только кивает, пользуясь тем, что этот раннер внезапно не стремится ее... ловить, убивать? Сдавать обратно «Новатех» за большие деньги? Его поведение не стыкуется с подобными планами — он сгибает непропорциональное тело, упирается в колени массивными руками и склоняет голову набок, будто спрашивая «ты там как, в норме?»
Флай кивает, и он кивает в ответ, выпрямляясь. Начинает уверенно шагать к противоположной стороне крыши.
Парень распахивает руки, застыв на краю, и поворачивает к ней голову через плечо.
— Как насчет еще одного забега, кролик? — весело спрашивает он.
Напротив него поднимаются два дрона, такие же нелепые и яркие как тот, который Флай разбила, и Флай непроизвольно шипит в их сторону, инстинктивно сгибая и разгибая пальцы, готовясь к прыжку и подбирая угол.
— Стоп, стоп! — говорит раннер обеспокоенно, замечая ее состояние. — Я клянусь, они ничего не транслируют... Но когда-нибудь эти записи принесут нам кучу денег.
Помедлив, он протягивает к ней руку и кладет на плечо. Движение было бы успокаивающим, если б его рука не весила, по ощущениям, примерно тонну. Но все же этот жест дает Флай точку опоры — якорь, возвращающий ее, мысленно, на землю. И она впервые может как следует разглядеть чужое лицо.
Нижняя его половина модифицирована — полимерные вставки, напоминающие чешую, обхватывают его шею и перетекают на подбородок. Но щеки кажутся нормальными, по крайней мере, на вид. На загорелой обветренной коже выделяются два маленьких металлических шарика — ровно там, где появляются ямочки при улыбке. Пирсинг или детали конструкта под кожей? С раннеров, с их любовью к позерству, сталось бы вытащить детали модификации наружу, пусть это и лишняя опасность в драке.
— Это просто игра, кролик, — беззаботным тоном продолжает раннер, — не обижайся.
...Да, это игра, вспоминает Флай, отвлекаясь от мыслей насчет прочности его башки. Раннерские гонки, «игры в урбанизированной среде»... но это не объясняет, почему он вдруг так дружелюбен. Флай не замечает, как произносит этот вопрос, против воли застывая и прикидывая, сможет ли сбросить его руку, реши он сомкнуть пальцы на ее плече.
Но вместо этого раннер только осторожно, помня о тяжести протезов, похлопывает ее по плечу.
— Я спас тебе жизнь, нет? И не сдал полиции?
По правде, может, преступное настоящее теперь роднит Флай с этими нарушителями порядка?.. С городскими паразитами.