Процедура: исполнение смертных приговоров в 1920-1930-х годах

Публикация 383 сталинских расстрельных списков показала, что многие лица, попавшие в них, приговаривались к высшей мере не­однократно. Часть из них продлила себе жизнь сотрудничеством с НКВД. Так, внутрикамерный агент С. Е. Франконтель был осуж­дён по первой категории 27 февраля и 27 марта 1937 г., а его ново­сибирский коллега Б. М. Оберталлер -27 марта 1937 г. и 20 авгус­та 1938 г. Подчас даже двойное включение в расстрельный список не означало уничтожения узника. Ведущий агент-провокатор ново­сибирской тюрьмы С. Е. Франконтель был жив и в 1940 г., а бывший секретарь Алтайского губкома РКП(б) Я. Р. Елькович, с 1936 г. ра­ботавший внутрикамерным агентом УНКВД по Свердловской облас­ти, 27 февраля и 19 марта 1937 г. включался в списки осуждённых к В М Н , но впоследствии был приговорён к лишению свободы. Что ка­сается известного агента-провокатора Ольги Зайончковской-Попо- вой, много лет доносившей на Тухачевского и других крупных воен­ных, то она, попав в расстрельный список от 31 августа 1937 г., тоже уцелела: использовалась в качестве внутрикамерного осведомите­ля, а в 1939 г. была освобождена.

Многие известные деятели, по инициативе Сталина, неоднократ­но вычёркивались из одних списков, чтобы потом попасть в другие. Вероятно, что и они тоже оказывали услуги следствию. Так, началь­ник Санитарного управления РККА М. И. Баранов с ноября 1937 г. по март 1938 г. оказывался в расстрельных списках пять раз и был казнён 19 марта 1938 г. По три раза в них зафиксированы фамилии наркомпроса А. С. Бубнова (известно, что его подсаживали в каме­ру к П. П. Постышеву), комиссара госбезопасности Л. Г. Мироно­ва, цекиста Н. А. Филатова (по некоторым сведениям, донёсшего о «совещании за чашкой чая», на котором в 37-м ряд членов ЦК об­суждали вопрос о снятии Сталина), наркома В. Н. Яковлевой, при­чём последней высшая мера в апреле 1938 г. была заменена на 20 лет заключения (это была награда за показания против Н. И. Бу­харина на процессе «правотроцкистского блока»), В 1941 г. Яков­лева снова оказалась в подобном списке и погибла в числе 1 57 уз­ников Орловской тюрьмы".

В расстрельных списках, подготовленных для региональных тро­ек, мог оказаться человек, уже умерший в тюрьме, что выяснялось только при составлении списков на приведение приговора в испол­нение. Такие случаи фиксировались повсеместно, а на Колыме из осуждённых к высшей мере тройкой УНКВД по Дальнему Северу свыше 40 человек умерли до приведения приговора в исполнение, что было связано с сильным истощением заключённых-лагерников, которые составляли основной контингент осуждённых к расстрелу колымчан.

«Лишних», то есть прокурора, судью и врача, присутствовать при внесудебной казни чаще всего не приглашали. Если казнь совер­шалась на основании судебного решения, прокурор мог присутство­вать. В Москве прокурорские работники высшего ранга, включая А. Я. Вышинского, наблюдали за процедурой уничтожения видных государственных и военных деятелей, осуждённых военной коллеги­ей Верховного Суда СССР. В апреле 1950 г. секретарь ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков приказал ответственному контролёру КПК при ЦК ВКП(б) Захарову присутствовать при расстреле сотрудника охраны Сталина подполковника И. И. Федосеева, обвинявшегося в разгла­шении гостайны. Маленкову требовалось знать, не признается ли Федосеев перед казнью в разглашении неких важных сведений.

На местах при расстрелах зачастую присутствовал начальник отдела управления НКВД - если казнь производилась в областном или республиканском центре. Обычно это был глава учётно-статис- тического отдела. Начальник учётно-статистического отдела УНКВД по Новосибирской области Ф. В. Бебрекаркле (его как «по­дозрительного латыша» перед арестом уже не пускали на оперсо- вещания, но ещё доверяли присутствовать при казнях) рассказывал сокамернику, что расстреливаемые кричали: «Мы не виноваты, за что нас убивают?!» и «Да здравствует товарищ Сталин!».

В Татарии в сентябре 1937 г. был отдан приказ фотографиро­вать осуждённых и перед расстрелом сличать смертника с фото­графией. Он ссылался на приказ НКВД № 00212 от 9 июля 1935 г. В следственных делах управлений ФСБ по Новосибирской области и Алтайскому краю наблюдается большой разнобой: в большинст­ве дел фотографии отсутствуют; что касается осуждённых к выс­шей мере наказания, то фотокарточки налицо во многих делах 1921 г. и (не всегда) в делах первой половины и середины 1930-х. Что касается периода «Большого террора», то фотографии обычно можно найти в делах только тех лиц, которых осуждала выездная сессия Военной коллегии Верховного Суда СССР. В делах номенк­латурных лиц, казнённых по приговорам военной коллегии Верхсу- да СССР в Москве в 1937-1941 гг., фотографии встречаются при­мерно в половине случаев⁹.