Процесс исключения

Н.Грибачев: Благодаря усилиям правительства Советского Союза мир пришел к разрядке международной напряженности. В связи с этим обостряется классовая борьба, а с нею растет антисоветчина. В этих условиях все антисоветское, что поступает отсюда, щедро оплачивается на Западе золотом и славой. И вы дали себя втянуть в эту грязь? Вы думаете, что Би-би-си удастся свернуть наш народ с его пути? Ошибаетесь.

Вы просто-напросто презренный поставщик материалов для антисоветской пропаганды.

Я: Импресарио, как выразился министр культуры ГДР.

Н.Грибачев: Вы ото всего далеки. Вы потеряли человеческое отношение к людям. Не только к нашим, советским, но и к тем, за рубежом, кто ведет благородную борьбу за прогресс.

Вас надо исключить и довести наше решение до широкой общественности. Вы считаете, что наш народ глуп.

Я: Напротив, у меня написано, что наш народ умен, но он не осведомлен, потому что вы намеренно лишаете его информации.

Н.Грибачев: Предложение Детской секции следует поддержать. Чуковскую необходимо исключить, и пусть "Литературная Газета" позаботится о широких читательских массах. И другие газеты. Ее нужно выставить на позор перед народом.

А. Барто (грудным голосом): Я очень волнуюсь. Мне трудно говорить. Я вижу перед собой другую Лидию Корнеевну Чуковскую. Когда-то она проявляла критический пыл, вела наступле-ние на художественно слабые вещи. В те времена я относилась к ней с уважением. Но теперь я разделяю горечь детских писателей... Чем объяснить, как может человек дойти до такой антисо-ветчины, до такой злобы? Мне хочется спросить у вас: почему вы такая злая! Откуда в вас столько злости? Я вчера прочитала "Гнев народа" впечатление удручающее. Злость, злость, злость.

Кто-то: Логика фракционной борьбы.

А.Барто: Мне очень тяжело говорить. За вашими плечами мне видится тень, дорогая для меня и для всех нас, - тень вашего отца...

Хор (общий одобрительный гул, в котором я с особенной отчетливостью различаю голос Лесючевского): Корней Иванович! да... уважаем... любим... основоположник... классик... имя окружено почетом... высокая оценка... высокие награды... любимец советского народа...

Я (Лесючевскому): Вы, Николай Васильевич, имеете полную возможность выразить свое высокое уважение к Корнею Чуковскому: в издательстве, подведомственном вам, выпустить в свет хотя бы одну из его книг. Или хотя бы включить в план. Ведь не стали книги Чуковского хуже от того, что он умер, - ни "Чехов", ни "Воспоминания", ни "Высокое искусство", ни "Живой как жизнь". А вот ни в одном плане ни одного издательства взрослых книг Корнея Чуковского - никаких, даже признанных, хвалимых - почему-то больше нет. Читатель постепенно лишается их.

Лесючевский отвечает что-то невнятное. Что-то вроде: "Это не от меня зависит", или: "Нет бумаги", или и то и другое вместе.

А.Барто: Вот у меня в руках пригласительный билет в Театр Образцова на спектакль по сказкам Чуковского. "Наша Чукоккала"... Прямое доказательство, как его любят и помнят.

Я: Представьте себе, какая странность, даже я получила пригласительный билет в Театр Обра-зцова. Там Чуковского действительно любят и помнят. Детгиз печатает его детские сказки. А вот Союз Писателей об издании его книг для взрослых не заботится. Повторяю: литература состоит из книг. Если вы ведаете литературой, то почему же не переиздаются ни "Живой как жизнь", ни "Воспоминания", ни "Чехов", ни "Высокое искусство" - книги Чуковского?

А.Барто: Мы любим и помним Корнея Ивановича. Он учил людей добру. Он своими сказками и всей своей личностью звал к добру. У меня сохранились четыре письма от него... и все четыре - такие добрые.

Я: Представьте себе, какая странность: у меня тоже сохранились: 294. Двести девяносто четыре письма от него - и все такие добрые - и даже до последнего дня.

Ю.Яковлев: Да, да, я видел письма Корнея Ивановича к Агнии Львовне собственными глазами! Они очень, очень добрые!

А.Барто: В своих письмах Корней Иванович хвалит мои стихи, благодарит меня. Он очень ценил мои стихи. Он был добрый человек. А вы - злая. Откуда в вас столько злобы? Опомнитесь, Лидия Корнеевна, подобрейте!

Я: Корней Чуковский был человек не злопамятный, это правда. Но мне, чтобы знать, как он относился к поэзии Агнии Барто, не требуются его четыре любезные письма. Между его и вашими стихами нет ровно ничего общего - его стихи растут из фольклора и классики; у ваших - другой источник. И вы, когда было приказано вести борьбу против народных стихов, помогали вытапты-вать сказку, всякую сказку, в том числе и сказку Чуковского. Тем не менее Корней Иванович способен был к объективности, ценил некоторые ваши стихотворные удачи, особенно ваше умение выступать перед детьми с эстрады, владеть школьной аудиторией. И бывал благодарен вам, когда вы выступали в построенной им детской библиотеке или на его ежегодных праздниках "Кострах".