Процесс по делу Скавениуса

Таковы были бы последствия внешней политики Эрика Скавениуса. Он был неглупым человеком и сам все прекрасно понимал. Вероятно, можно найти психологическое объяснение его поступкам. Ведь Скавениус был убежден в победе немцев и хотел создать для Дании привилегированное место в Европе. Говорят, что Стаунинг на вопрос о том, насколько далеко зашел Эрик Скавениус в своем дружелюбии к немцам, заметил, что Скавениус никогда не был особенно дружелюбно к ним настроен. Я тоже не верю, что Скавениус был сторонником нацистов или желал поддерживать Германию так, как это делали датские нацисты. Но у него сложилось свое мнение насчет исхода войны, и сообразно убежденности в победе Германии он проводил свою внешнюю политику. Да, я подчеркнуто повторяю свою внешнюю политику. Поэтому мы сегодня обвиняем его в том, что он принудил страну к политике, противоречившей интересам и датского народа, и правящей политической коалиции.

Таможенная и валютная уния была политикой Скавениуса.

Но позвольте следовать дальнейшему ходу событий.

При вручении заявления министра иностранных дел в Берлине произошло следующее: 18 июля министр Мор посетил господина Риттера, экономического эксперта в немецком министерстве иностранных дел. Риттер уже получил копию заявления Скавениуса, и он спросил Мора, следует ли понимать это заявление так, будто Дания готова обсудить сотрудничество в области экономики еще до окончания войны. По его мнению, вопрос был принципиальный. Мор ответил, что сомневаться не приходится, на этот вопрос нужно ответить утвердительно. Тогда Риттер сказал, что он хотел бы сразу же информировать об этом «высшие инстанции», он думал, что готовность к переговорам до окончания войны падет на благодатную почву, даже если с немецкой стороны едва ли были еще хорошо подготовлены к таким переговорам.

30 июля господин Риттер прибыл в Копенгаген с двухдневным визитом, и в министерстве иностранных дел он выразил пожелание, чтобы датское правительство незамедлительно заняло принципиально положительную позицию относительно вступления Дании в «хозяйственную унию» с Германией. На заданные вопросы он ответил, что под унией подразумевается таможенная и валютная уния. Если Дания принципиально не возражает против такого союза, то в Берлине хотели бы начать переговоры о краткосрочном «рамочном соглашении». Когда это «рамочное соглашение» закончится и определятся его основные линии, тогда в ближайшие 2–3 месяца последуют новые переговоры об окончательном переходе в унию с уточнением всех деталей.

День спустя, 31 июля, Скавениус вручил господину Риттеру меморандум, написанный по-немецки. Он начинался так:

«Датское правительство заявляет, что оно принципиально не возражает против немедленных переговоров с немецким правительством касательно заключения соглашения о хозяйственном содружестве при соблюдении полной политической самостоятельности Дании».

Скавениус, таким образом, фактически дал свое согласие на присоединение Дании к третьему Рейху в экономическом отношении, считая это решение благоразумным и неизбежным.

В тот же день на заседании Комиссии сотрудничества Скавениус объяснил планы. Он сказал, что пока это еще только предложение, которое нужно принять к сведению, и что обсуждение его еще предстоит, когда время придет. Сейчас, по его словам, речь шла всего лишь о том, готовы ли мы вообще к переговорам, и он подчеркнул, что мы свободны в своем выборе — «но что мы подпишем в том случае, если политика останется без изменений».

Я прошу Суд обратить внимание на неискренность в поведении Скавениуса. Еще не просохли чернила текста меморандума, направленного господину Риттеру, как он перед Комиссией девяти заявляет, что речь идет всего лишь о нашей готовности к переговорам. Сам он, однако, давно уже ведет переговоры, обрисовав немцам контуры будущего сотрудничества. Иными словами, он связал по рукам и ногам себя самого и правительство. И лишь политическая недальнозоркость немцев предотвратила нашу гибель. Если бы они довольствовались малым, что им предлагал Скавениус, то тут и карте место.