Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

это не ложь, была раньше горничной: сама не понимая своей выгоды, она теряла тут день за днем, как во сне; и хотя, обняв это полненькое, чуть сутулое

тельце, К. никаких преимуществ не получил бы, но как-то соприкоснулся бы

с этим миром, что поддержало бы его на трудном пути. Тогда, может быть, все

будет так, как с Фридой? О нет, тут все было по-другому. Стоило только подумать о взгляде Фриды, чтобы это понять. Никогда К. не дотронулся бы до

Пепи. Но все же ему пришлось на минуту закрыть глаза, с такой жадностью он

уставился на нее.

— Свет зажигать нельзя, — сказала Пепи и повернула выключатель, —

я зажгла только потому, что вы меня страшно напугали. А что вам тут нужно?

Фрида что-нибудь забыла?

— Да, — сказал К. и показал на дверь, — там, в комнате, она забыла скатерку, вязаную, белую.

— Ага, свою скатерку, — сказала Пепи, — помню-помню, красивая работа, я ей помогала вязать, но только вряд ли она может оказаться там, в комнате.

— А Фрида сказала, что может. Кто там живет? — спросил К.

— Никто, — ответила Пепи, — это господская столовая, там господа едят

и пьют, вернее, комнату отвели для этого, но почти все господа предпочитают

сидеть наверху, в своих номерах.

— Если бы я наверно знал, что в той комнате никого нет, я бы туда зашел

и сам поискал скатерть, — сказал К. — Но заранее ничего не известно, например, Кламм часто там посиживает.

— Там его наверняка нет, — сказала Пепи, — он же сейчас уезжает, сани

уже ждут во дворе.

Тотчас же, ни слова не говоря, К. вышел из буфета, но в коридоре повернул не к выходу, а в обратную сторону и через несколько шагов вышел во двор.

Как тут было тихо и красиво! Двор, четырехугольный, охваченный с трех сторон домом, с четвертой стороны был отгорожен от улицы высокой белой стеной с большими тяжелыми, распахнутыми настежь воротами. Тут, со стороны

замок

263

двора, дом казался выше, чем с улицы, по крайней мере тут первый этаж был

достаточно высок и выглядел внушительнее, потому что по всей его длине шла

деревянная галерея, совершенно закрытая со всех сторон, кроме небольшой

щелочки на уровне человеческого роста. Наискось от К., почти в середине здания, ближе к углу, где примыкало боковое крыло, находился открытый подъезд без дверей. Перед подъездом стояли крытые сани, запряженные двумя ло-шадьми. Никого во дворе не было, кроме кучера, которого К. скорее представил себе, чем видел издалека в сумерках.

Засунув руки в карманы, осторожно озираясь и держась у стенки, К. обошел две стороны двора, пока не приблизился к саням. Кучер — один из тех

крестьян, которых он видел прошлый раз в буфете, — закутанный в тулуп, безучастно следил за приближением К. — так можно было бы смотреть на

появление кошки. Даже когда К. уже остановился около него и поздоровался, а лошади, встревоженные неожиданным появлением человека, забеспо-коились, кучер не обратил на него никакого внимания. К. это было на руку.

Прислонясь к стене, он развернул свой завтрак, с благодарностью подумал

о Фриде, которая так о нем позаботилась, и заглянул в низкий, но как будто

очень глубокий проход, который шел наперерез, — все было чисто выбелено, четко ограничено прямыми линиями.

Ожидание длилось дольше, чем думал К. Он давно уже справился со своим

завтраком, мороз давал себя чувствовать, сумерки сгустились в полную темноту, а Кламм все еще не выходил.

— Это еще долго будет, — сказал вдруг хриплый голос так близко от

К., что он вздрогнул. Говорил кучер; он потянулся и громко зевнул, словно

про снувшись.

— Что будет долго? — спросил К., почти обрадовавшись этому вмеша-тельству — его уже тяготило напряженное молчание.

— Пока вы не уйдете, — сказал кучер, но, хотя К. его не понял, он пере-спрашивать не стал, решив, что так будет легче заставить этого высокомерного

малого сказать хоть что-нибудь. Ужасно раздражало, когда в этой темноте тебе

не отвечали. И действительно, после недолгого молчания кучер сказал:

— Коньяку хотите?

— Да, — сказал К. не задумываясь: слишком заманчиво звучало это предложение, потому что здорово знобило.

— Тогда откройте дверцы саней, — сказал кучер, — там, в боковом кармане, несколько бутылок, возьмите одну, отпейте и передайте мне. Самому мне

слезать слишком трудно, тулуп мешает.

К. очень рассердило, что пришлось выполнять такое поручение, но, так

как он уже связался с кучером, он все сделал, хотя ему грозило, что Кламм может его застигнуть у саней. Он открыл широкие дверцы и мог бы сразу вытащить бутылку из внутреннего кармана на дверце, но, раз уж дверцы были открыты, его так потянуло заглянуть в сани, что он не удержался — хоть минутку, да посидеть в них. Он шмыгнул туда. Теплота в санях была поразительная,

264

ф. кафка

и холоднее не становилось, хотя дверцы так и остались открытыми настежь —

закрыть их К. не решался. Трудно было сказать, на чем сидишь, настолько ты

утопал в пледах, мехах и подушках; куда ни повернись, как ни потянись —

всюду под тобой было мягко и тепло. Разбросив руки, откинув голову на

подушки, лежавшие тут же, К. глядел из саней на темный дом. Почему Кламм