Проучить мажора

За ту минуту, что мы с Толмацким приходим в себя, Ленка успевает толкнуть длинную тираду о дружбе, покаянии и прощении. При этом в речи бывшей подруги то и дело мелькают высокопарные, напыщенные словечки, которых раньше я в ее лексиконе не замечала. Не удивлюсь, если перед тем, как идти сюда, Онегина начиталась в Интернете христианских статей о добродетели. Ну, для того, чтобы расширить базу аргументов в свою пользу.

Зная ее, я не сомневаюсь, что она всячески пыталась оправдать свой подлый поступок. Ведь по натуре Ленка вовсе не хищница: она совершает ошибки по глупости, а не из-за жестокости, и потом, вероятно, жалеет. Страдает, может, даже по-своему.

А еще она одержима идеей любить и быть любимой. Всю старшую школу только и слушала ее причитания о том, что надо бы завести отношения, найти приличного парня. Да только где его найти, если у нас в поселке народу раз, два и обчелся?

Бубнов вот нормальным был, на общем фоне выгодно выделялся. Но его я к рукам быстренько прибрала. И выходит, что Ленка как бы осталась у разбитого корыта. Годы идут, а она все одна. Но вы не подумайте, к ней сватались всякие-разные, но у Онегиной тоже губа не дура. Абы кого не хочет. Надо, чтобы и положительный, и симпатичный был. Ну и с деньгами, само собой. Чтоб не хуже других жить.

Она и к Руслану-то, скорее всего, потянулась только потому, что хотела урвать кусочек желанной жизни. Попробовать ее на вкус. Хотела почувствовать себя нужной, хотя бы на короткое время. Не знаю, какие чувства она испытала в итоге, но что-то мне подсказывает, радостью там и не пахло. Все-таки Ленка не совсем бессовестная. Слабая, завистливая, бесхарактерная — это да. Но не бессовестная.

— Чего тебе? — распахиваю дверь и вперяюсь в Онегину недобрым взглядом.

Первый шок от предательства уже схлынул, но смотреть на нее по-прежнему неприятно.

— Я поговорить хочу, — Ленка заплаканная, но выглядит решительно. — Войти можно?

— Ну входи, — нехотя отодвигаюсь в сторону, пропуская ее в комнату.

Общаться с ней совсем не хочется, но я понимаю, что просто так она не отстанет. Пусть уж вывалит все, что у нее на душе, и идет с миром. Проклятья ей вслед я посылать не стану, но и подругами нам больше не быть.

— Маш, я понимаю, что исправить ничего невозможно, но я хочу, чтобы ты знала, я искренне сожалею, — она тихонько вздрагивает, очевидно, подавляя всхлип, а затем продолжает. — Мне очень стыдно за свой поступок, и если бы можно было отмотать время вспять, я бы…

— Время вспять не отматывается, Лен, — мрачно обрываю я. — Так что давай без лирики.

Поджав губы, Онегина понимающе качает головой, а затем запускает руку в сумку, висящую у нее на плече, и извлекает оттуда черный бархатный футляр. Задумчиво повертев коробочку в руках, она кладет ее на мой письменный стол и снова поднимает на меня глаза.

— Что это? — боясь собственных чересчур смелых предположений, спрашиваю я.

Голос звучит неестественно и хрипло. Видимо, сел от волнения.

— Быть того не может! — восклицает Стас, который все это время молча наблюдал за нами, сидя на кровати.

Словно ошпаренный, он вскакивает на ноги и, подлетев к столу, хватает коробочку. Сердце спотыкается, замирает на бесконечно долгий миг, а затем ошалело пускается в пляс. И все потому, что мои предположения оказались верны: в футляре действительно лежит фамильное кольцо Толмацких.

Пребывая в глубочайшем потрясении, я перевожу недоуменный взгляд со Стаса на Лену и обратно. Силюсь что-то сказать, но язык будто одеревенел, совсем не слушается.

— Откуда у тебя кольцо, Лен? — к Стасу дар речи вернулся раньше, чем ко мне.

— У Мансура забрала.

Вот вам и глупенькая Ленка. Мы тут коллективно жизнью рискуем, пытаясь его добыть. А она просто взяла и забрала. Прямо сюр какой-то.

— Ты прикалываешься, да? — из моего рта вырывается истеричный хохоток.

— Нет, — Онегина по-прежнему глядит на меня. Пристально и напряженно.

— Да объясни ты толком! — нервничаю я. — Ничего не понимаю!

Чувствую, что морально не вывожу происходящего. Мозг попросту отказывается корректно обрабатывать входящую информацию, раз за разом выдавая ошибку.

— Я к Вере с Вадиком пошла. Вкратце обрисовала ситуацию, — огорошивает Онегина. — Вадик обещал, что поговорит с Мансуром, а через пару часов принес кольцо.

Черт возьми! Ленка — гений! И как мне только самой в голову не пришло подобраться к Мансуру через Веру и ее новоиспеченного мужа? Ведь Вадим с Мансуром двоюродные братья!

— И все? Он кольцо просто так отдал? Без всяких дополнительных условий? — мне все еще трудно поверить в услышанное.

— Я не знаю, если честно, — жмет плечами она. — Вадим ничего толком не рассказал. Велел только тебе и Сеньке держаться подальше от Мансура и его ребят. Быть тише воды, ниже травы, понимаешь?

— Кажется, да…

— Ну вот. В общем, прими это в качестве моих извинений, Маш.

В замешательстве оглядываюсь на Стаса, на губах которого дрожит счастливая улыбка, и сама начинаю улыбаться. Поначалу растерянно, а потом широко и довольно.

Вот уж воистину! Помощь пришла, откуда не ждали!