Провалившийся в прошлое

Снегопад шел три дня и после него погода действительно переменилась к лучшему, на улице было всего минус девять. За это время Митяй превратил «Иж49» из мотоцикла в снегоход, поставив его на широкую лыжину и как только снег перестал валить, принялся его испытывать, надеясь на то, что заднее колесо с гребными лопастями и шипами вихрем понесет его по снегу и не подведет. Да, уж, подвести оно не подвело, вот только по рыхлому снегу его снегоход двигался довольно медленно, немного быстрее пешехода и тут Митяй уже ничего не мог поделать. Зато как только он выезжал на те места, где ветерком снег малость сдуло и под колесо попадал более плотный снег, скорость моментально увеличивалась. Правда, пока он ездил по латифундии на снегоходе, подул южный ветер, принес с собой тепло и снег прямо на глазах стал помаленьку оседать. Митяй отогнал снегоход в гараж и занялся теми волчьими шкурами, которые намазал с мясной стороны известковым тестом, сложил в стопку в большом деревянном корыте и залил водой. Со шкур первого отстрела уже легко выдергивалась волчья шерсть, которую он тоже собирался пустить в дело, на шерстяную пряжу. Она была довольно длинной и хорошо свивалась в нить на прялке с педальным приводом. Доставая попарно эти шкуры, он принялся за работу.

Кожевенную мастерскую Митяй устроил в угловой северной комнате, подальше от жилой, кухни и продовольственного склада с сухими продуктами, так как в ней стоял очень сильный и весьма неприятный дух, исходивший от большой дубовой бадьи с забродившим уже киселем из пшеничных отрубей, но до того, как загрузить в нее волчьи шкуры, с них нежно было сначала согнать всю шерсть, чем он и занялся. Стараясь дышать через раз, лучше, конечно, было бы совсем не дышать, он разделил две шкуры, соскреб тупым ножом с одной известь, бросил шкуру на стол и принялся сильными, но мягкими движениями ножа сгонять шерсть, складывая ее в большой деревянный ящик. Пригодится, однако. Вскоре все шкуры облысели настолько, что можно было пустить в ход и технику. Митяй загрузил их в деревянный барабан, засыпал в него дубовых чурочек, опилок и извести, залил несколько ведер воды и включил электродвигатель самодельного, зато мощного, два киловатта, заточного станка, а сам отправился на скотный двор, к самому страшному помещению, входить в которое он, честно говоря, очень не хотел потому, что в нем находилась две бадьи, одна побольше, с механической мешалкой и пока что пустая, а вторая с шакшой, то есть с натуральными собачьими экскрементами, которые вот уже добрых две недели бродили, а точнее попросту гили в тепле, издавая жуткое зловоние. Ему нужно было проверить, идет еще брожение или уже закончилось. Побыв в тошнотворной вонизме пять минут и убедившись, что все нормально, Митяй пулей вылетел из лайковой дубильни.

Увы, но все, что так сильно воняет и доставляет массу неприятностей во время работы, потом превращается в замечательные, просто изумительные вещи. Только так Митяй и мог выделать отличную лайку, из которой можно будет пошить штаны и прочую верхнюю одежду. Сцепив зубы и мужественно преодолевая порывы к рвоте, он четыре дня занимался шкурами, прежде чем пошел к выпиленной в Марии проруби и там основательно промыл их в ледяной воде. Зато после того, как волчьи кожи высохли и покрутились в деревянном барабане с отрубями и деревянными чурочками, они превратились в прекрасную, мягкую лайку, которую он тут же заложил в два красильных чана с черной и краснокоричневой краской, радуясь тому, что получил, наконец, отличную, прочную кожу для шитья штанов и курток. Рубахи и трусы ему вскоре предстояло носить замшевые. Пока Митяй валандался со шкурами, оттепель закончилась и начало примораживать, а через два дня образовался такой прочный снежный наст, что его даже не пропиливало колесо снегохода. На следующее утро, предварительно собравшись, он прицепил к снегоходу нарты с провизией и снаряжением и отправился на охоту.