Прованс от A до Z

Наконец, существует множество развлечений, замаскированных под источники вдохновения. Отнюдь не только поиск темы гонит меня в винные погреба, в гости к охотникам-трюфельщикам, на оливковые фермы, на фестивали лягушек и фабрики улиток, в отдаленные часовни и в шикарные шато, к игрокам в шары и в каменные карьеры, на кладбища и пляжи нудистов, на эксцентричные выставки и, признаюсь, в рестораны и еще раз, еще много раз в рестораны, кабачки, кафешки. Кто-то назовет это невоздержанностью и самооправданием. Я же подчеркиваю, что это исследовательская работа, признавая, что да, конечно, попутно я получаю удовольствие, не спорю.

Eh B`e, H`e Beh, Be Oui, Etc.

Когда я прибыл в Прованс впервые, меня на протяжении месяцев мучила одна из фраз местного разговорного лексикона: eh b`e, возможно также и h`e beh. Она звучала везде и постоянно, иногда ужимаясь до b`e, иной раз удлиняясь до eh b`e oui. Что это такое? Что это эканье и беканье означало? Слышал я его каждые пять минут, но на письме не встретил ни разу, поэтому, когда полез в словарь, ориентировался на собственные весьма смутные представления о его возможном написании. Начал я с aibay, затем перешел к heybay, проверил 'ebay, не подозревая, что ищу не одно слово, а выражение из двух междометий. Словарь мне не помог.

Прозрение пришло, как это часто случается, во время беседы в кафе. Услышав третье eh b`e за то утро, я попросил собеседника написать мне это слово, что он охотно и выполнил на обороте пивной подставки. Мой учитель, официант этого кафе, тут же и объяснил, что сие означает. H`e — провансальский вариант общефранцузского hein, универсального междометия, часто вопросительного. («А неплохое у них улиточное суфле, hein?») В beh тоже не оказалось ничего таинственного, просто сокращенное bien — «хорошо», «ладно», в том же спектре значений, во всех языках довольно пространном. В зависимости от интонации и мимики может означать уверенность, неуверенность, радость и печаль, нерешительность и решимость, удивление и возмущение. Нельзя, однако, сказать, что оно замещает, вытесняет bien, тоже широко распространенное, хотя и в несколько иной форме. В Провансе краткому северному варианту предпочитают более наполненное bieng.

Escargots Улитки

Никто не удивится, услышав, что Франция прочно удерживает мировое первенство по потреблению улиток — на уровне примерно в 25 000 тонн в год. Спрос столь велик, что улиток ввозят в страну из Турции, Греции, Венгрии, с Тайваня и из Индонезии. Меня удивляет, как может эта гордая своими гастрономическими достижениями страна позволить себе зависеть в столь важном вопросе от заграницы. Почему не существует в ней Государственного совета по улиткам? Почему не выделяются правительственные субсидии производителям? Где улиточные князья и бароны, магнаты улиточного рынка, уступающие славой лишь шеф-поварам и футбольным звездам? Что случилось с планами выдвинуть лозунг для ежегодной рекламной кампании L’Escargot Nouveau est arriv'e? — «Явилась новая улитка!»?

Может, и доживем мы до столь славного дня. Но и сейчас национальная улитка вовсе не в загоне, по крайней мере в двух регионах она здравствует и процветает. В Бургундии разводят Helix pomatia или gros blanc, большую белую, плотное, мясистое создание, весьма крупное. В Провансе своя улитка, Helix aspersa Muelleri, меньшего размера и, по утверждению многих, более вкусная, чем ее бургундская родственница. Эту улитку обычно называют petit gris (малая серая — несмотря на ее оранжево-желтый окрас). В Провансе улитки употребляются в пищу уже многие тысячи лет. Археологические раскопки в Верхнем Провансе, под Форкалькье, позволили обнаружить остатки улиточных ферм, существовавших за одиннадцать тысяч лет до Рождества Христова. После столь многообещающего начала улитки прочно удерживали место в меню вплоть до XVI столетия, когда их почему-то вдруг забыли. Они исчезли из поваренных книг, рецептов, меню. Объяснение напрашивается лишь одно: по аналогии с Англией, где в то время устрицы считались пищей бедняков, недостойной благородного стола, во Франции та же судьба постигла улиток. В течение двух столетий гурманов страшила мысль умереть за столом с улиткой в тарелке.