Прованс от A до Z

Orages d’Août. Августовские грозы

Одно из проявлений несправедливости природы состоит в том, что самые жестокие ее буйства приходятся на разгар туристского сезона. Весна и раннее лето в Провансе затоплены солнцем, сияющим с ясного неба. Июль проходит без капли дождя с температурой под 40 градусов. Его сменяет август.

Как будто по команде, несколько миллионов французов — жен, мужей, детей, дядюшек и тетушек, бабушек и дедушек, собак и собачек — срываются с места, заполняют автомобили, поезда, самолеты и устремляются в адское паломничество. На юг, на юг! «Солнечное шоссе», autoroute du soleil, в первый уик-энд августа забито 40-километровыми пробками, в поездах пассажиров что селедки в бочке, при каждом семнадцать мест багажа. На путях сообщения воцаряется какой-то потный кошмар. В аэропортах служба обработки багажа в начале августа уже как будто по доброй традиции устраивает забастовку. Но отпускники преодолевают все препоны, усталые и раздраженные прибывают на место назначения и, вздохнув с облегчением, собираются со вкусом отдохнуть, вкусить douceur de la vie en Provence, насладиться жизнью в Провансе.

Жара. Точнее, невыносимая жара. Палящее солнце и полное отсутствие дождя превратили Прованс в гигантскую печку. Солнце раскалило холмы и деревни, изжарило траву, превратило асфальт в мягкое тесто, покрыло землю сетью трещин. Солнце не щадит бледную северную кожу, прожигая ее до мяса. Солнце садится, но жара не уходит. Камни чуть ли не обжигают, ночной воздух душит, застревает в горле. Жизнь ползет в замедленном темпе.

Весьма своеобразного вида облегчение обычно наступает в середине августа. Воздух загустевает, хоть ножом режь, округа вдруг затихает: умолкают цикады, прекращают свое неумолчное стрекотание, как будто вдруг кто-то их выключил. Это означает, что гроза может грянуть в любой момент. Благоразумные индивиды начинают нервно метаться по дому, выдирая из розеток вилки компьютеров, телефонов, факсимильных аппаратов, телевизоров, музыкальных центров. С началом грозы электроснабжение непременно прервется, но до этого возможен последний всплеск неимоверной силы, достаточный если не для возгорания проводки, то для того, чтобы безвозвратно повредить мозги всей высокой технологии.

Грохочет гром, раскатисто, завершаясь адским треском, как будто над вашей головой. Вы инстинктивно втягиваете голову в плечи. Опасливо коситесь на небо и видите сияние молний на фоне почерневшего неба. Но пока еще сухо. Дождь хлынет по окончании светового шоу.

Первые капли падают мягко и нерешительно, как будто окропляя землю святой водой. В воздухе распространяется запах влажной земли. Но проходит еще минута, другая — и уже не до запахов. Вода льет потоком, бурные ручьи промывают в земле глубокие борозды, уносят гравий с подъездной дорожки, размывают грядки. Забытая снаружи книга превращается в бумажную кашу. За полчаса на землю опрокинулась трехмесячная норма осадков. Но вот все позади, на следующее утро небо снова синеет как ни в чем не бывало.

Дом же все еще реагирует на прошедший потоп. Трубы, цистерны, сифоны булькают, хрипят, обычно спокойные водопроводные краны раздраженно плюются и кашляют. Кухонные остатки, чаинки и очистки, заблудившись, всплывают в унитазе, пугая гостей, непривычных к фантазиям сельской канализации. Ну, говорят они, такого мы от Прованса не ожидали.

Orgues. Орга́ны

Орга́н — самый громоздкий инструмент, мастодонт среди музыкального стада, чрезмерный не только для нормального односемейного дома, но и для среднего оркестра. Поэтому я удивился, обнаружив в «Желтых страницах» Воклюза телефон мастера-органщика. Более того, в последнем издании их оказалось аж трое. Теперь я понимаю, что удивлялся зря. Прованс — страна органов, и уже не один век.

Мы привыкли считать орган непременной принадлежностью сколько-нибудь крупной церкви, но на протяжении столетий церковные авторитеты косились на этот инструмент с неприязнью. В IV веке Совет Арля в религиозном рвении отлучил органистов от церкви. В V веке святой Жером велел пастве своей «не слышать звуков музыкальных инструментов». Как этого добиться, он не уточнил. Лишь в IX веке орган робко шагнул под своды церквей.

Некий священнослужитель, Жорж де Вениз, получил от господина с очаровательным именем Луи ле Дебонер, буквально — «добродушный», поручение соорудить орган, что он успешно и выполнил. Мало того, он обучил секретам строительства органов нескольких монахов, и в последующие годы выполненные этими монахами органы населили соборы и монастыри. Это, разумеется, возмутило пуристов, они с пеной у рта проклинали отступников, клеймили орган как la cornemuse du Diable, волынку дьявола, музыкальную прелюдию к аду и вечному проклятию.