Прованс от A до Z

Если бы существовала карта запахов Прованса, пастис оказался бы в ее центре. Атмосфера любого провансальского бара, а также дыхание многих его посетителей отмечены заметной примесью аниса и лакрицы.

Влажная земля

Дождь, благословивший землю после многих недель несносного сухого пекла, приносит прохладу, освежает воздух прекрасным прохладным, жизнетворным запахом. Умирающая растительность оживает, гаснут лесные пожары. Запах этот мне всегда приятен, всегда приносит облегчение. Наконец можно дышать.

Parisiens. Парижане

Это национальное меньшинство в Провансе подвергается расовой дискриминации, служит мишенью бесчисленных шуток и анекдотов. Над парижанами принято потешаться, о них сочиняют невероятные истории, некоторые их которых, несмотря на неправдоподобность, все же оказываются правдивыми. Вот мой любимый анекдот про парижанина.

Некий столичный житель en vacances, в отпуске, жалуется местному мэру на нестерпимый шум, учиняемый здешними цикадами, и спрашивает, нельзя ли что-либо предпринять для нормализации акустической среды. Обладающий тонким провансальским чувством юмора мэр притворяется, что воспринял жалобу всерьез. Он заверяет парижанина, что поставит вопрос на обсуждение на следующем заседании муниципального совета и на этом не остановится. При необходимости обратится за помощью к префекту Воклюза. Мэр приглашает парижанина вернуться осенью и оценить результаты его усилий. Конечно, когда парижанин возвращается осенью, цикады умолкли. Парижанин в восторге. Где ж ему, серому, знать, что осенью цикады погружаются в спячку.

Любимый вид досуга местных жителей — сидеть на террасе кафе и пытаться вычленить среди присутствующих парижанина. Это чуть сложнее, чем определить другого иностранца, ибо парижанин говорит на каком-то подобии нормального французского языка. Но мало ли иных признаков! К примеру, одежда. Она может быть небрежной, с первого взгляда обычной, но, если присмотреться… Во-первых, неприлично новая, без морщинок, складок, потертостей, не выцветшая на солнце. Он как манекен, который, как известно, не потеет. Во-вторых, он как будто только что из парикмахерской, прическа неестественно аккуратная. Руки его в жизни не касались баранки трактора или садового секатора. Собака его, буде таковая его сопровождает, стерильна; деревенские собаки разглядывают ее так же, как местные жители ее парижского хозяина. И газета при нем, конечно, какая-нибудь «Либерасьон» или «Фигаро», а не привычная «Ла Прованс». В общем, сразу видать — иностранец.

Год-другой тому назад я объяснял все эти особенности одному из своих лондонских гостей, и тут как раз за один из ближайших столиков уселся иллюстративный образчик парижанина. Аккуратная прическа, элегантные кожаные мокасины, на запястье золотые часы не толще монеты в два евро. И номер «Либерасьон» при нем. И мелкая блондинистая шавка, ухоженная, прилизанная, — должно быть, в одном салоне стриглись. В общем, классический парижанин, эталонный. Он заказал себе кофе, собачке водички и развернул свою «Либерасьон».

«Вот он, le voici! — сказал я своему знакомому. — Прекрасный типаж! Должно быть, пиаровец какой-то, рекламщик. Сразу видно». Я собирался прочесть целую лекцию, когда к нашему столику подошел один из официантов, и я обратился к нему за подтверждением своих глубокомысленных выводов. Однако мой парижский пиаровец оказался компьютерщиком из Кавайона. Лекцию пришлось отменить. Часто утверждают, что сильная централизация власти во Франции вызывает недовольство в провинциях, но я считаю, что все не так просто. Отношение провансальцев к парижанам растет из корней общечеловеческих. Рыбак в штате Мэн так же сдержанно отнесется к «иностранцу» из Нью-Йорка, йоркширский фермер настороженно встретит варяга из Лондона. Чужаки всегда возбуждают подозрения и опасения. Говорят, что и сами парижане косо смотрят на результаты расширения европейского сообщества, опасаясь нашествия несметных полчищ польских сантехников. Да и мне самому показалось, что я одного поляка намедни в кафе заметил. Сразу определил.

Pastis. Пастис

В высшей степени обманчивый напиток этот пастис. С кубиками льда, разбавленный рекомендуемыми пятью долями воды, сменивший цвет с золотистого на мутный зеленовато-белый, он кажется освежающим и совершенно невинным. В жаркий день первая его порция проскальзывает в глотку настолько незаметно, что удивляешься, обнаружив стакан опустевшим. Добавляешь. И еще добавляешь. Пока стоишь на ногах, не вспомнишь, что он сорокапятиградусный, что он крепче, чем всякие иные виски, водки, коньяки. Как французы умудряются выпить 20 миллионов (!) порций каждый день и функционировать — уму непостижимо. Но каким-то образом у них это получается.