Провансальский триптих

Не забывай обо мне, Квириний! Не могу я и дальше стариться в тени и решать второстепенные задачи. Сама мысль о том, что мировая история творится без меня, что все поистине важные дела проходят стороной, невыносима! Если тебе представится случай, если захочешь и сможешь, напомни обо мне Тиберию. Пусть куда-нибудь меня отправит. Куда угодно, главное — подальше отсюда, ибо я подыхаю от скуки: здесь ничего не происходит, а то, что происходит, не имеет и не будет иметь никакого значения.

Будь здоров.

Дариуш Чая Следы, голоса, тени

1.

«Провансальский триптих» Адама Водницкого составлен из трех книг («Зарисовки из Арля и окрестностей», «Зарисовки из страны Ок», «Арелат. Зарисовки из не-места»), выходивших из печати в том же порядке с редкостной регулярностью (раз в год), но, по сути, это цельное произведение, поделенное на три части. Каждая книга сама по себе была событием, однако лишь после публикации третьей (последней, если верить автору, в задуманном цикле) стало ясно, что этот необычный проект, в котором путевые наблюдения сплавлены с экзистенциональным опытом, завершен.

Автор провансальской трилогии — художник, профессор краковской Академии изобразительных искусств, превосходный переводчик французской литературы. Не стану лукавить: несколько лет назад, взяв в руки первую книгу, я был далек от энтузиазма. В моем личном реестре туристических мест Прованс высоко не котировался. Ниже оценивалась, пожалуй, только Тоскана — текущая вином, приторностью и пошлостью земля обетованная современной поп-культуры. Если сравнивать масштаб упрощенности и банальности представлений об этих регионах, то Прованс лишь ненамного уступает Тоскане. Пугающе выглядят его лавандовые поля на обложках путеводителей и вагонного чтива… В обиходе укоренился отлакированный образ Прованса, сплетенный из солнца, виноградных лоз, Ван Гога, подсолнечников, Лазурного Берега, фламинго и мужественных катаров. Ключ этот, разумеется, никакой двери не открывает; символ обещает не новые знания, а обилие благоглупостей. Говорю я так не случайно: бедекеровский китч — вызов каждому, кто возьмется писать о провансальской действительности.

И вот загадка: хотя у Водницкого тоже светит солнце, травы душисты до одурения, вина упоительны (об анисовом пастисе я уже не говорю) и, в качестве почетного гостя, появляется бедняга Винсент с собственным ухом в руке, трилогия краковского автора — антипод путеводителей и импрессионистской эссеистики. По двум причинам.

Во-первых, по причине глубокого знания предмета. Водницкий досконально знает край, который описывает, он вдоль и поперек изъездил Прованс на машине, на велосипеде, исходил пешком. Можно сказать, взял измором. В Провансе он начал бывать уже в 60-е годы, а потом приезжал многократно; в Арле заслуженно получил звание почетного гражданина. Нельзя сказать, что, следуя за ним, мы скользим по поверхности — напротив, судя по ощущениям, нас поминутно заносит внутрь увиденного. Все, что нам рассказано, вначале было автором продумано, а затем помещено в хранилище памяти. Ибо провансальская трилогия — плод не только разума, но и воображения, неразрывно связанного с памятью.

Во-вторых, автор никогда не делает вид, будто изображает Прованс объективно, напротив: демонстративно объявляет, что все пропускает через себя, через фильтр субъективного восприятия. Его восприимчивость — та самая призма, которая расщепляет увиденное на пучки значений, проверяемых затем под мощным микроскопом эрудиции. Описания пейзажей не заимствованы из географических справочников, а воспроизводимые во множестве картины прошлого родом не из учебников истории. Автор убежден, что познавание мира — не погоня за химерой объективизма, а, по существу, создание мифа о мире. И, вооруженный этой убежденностью, которую не намерен скрывать, старается проникнуть в толщу реальности, ищет словесное выражение своему опыту.