– Не знаю, если здесь замешаны русы, возможно, они специально выманивают армию из Парижа? – задумался Обинье. – Хотя никто русов на юге не видел, все действия бунтовщиков очень хорошо спланированы, словно в русской армии. Начиная от хорошего вооружения и обилия патронов, далее, сир, все боевые отряды хорошо одеты, правда в кирзовые сапоги и форму из вискозы. У многих отрядов есть русские полевые кухни, а в обозах полно консервов и муки, доставленной египетскими и ливанскими кораблями в Марсель и другие порты побережья. Голод им не грозит, грабежами крестьянских селений и дворянских замков повстанцы не занимаются. Они подчеркнуто нейтральны к дворянам и духовенству, кричат о том, что воюют против королевских налогов и чиновников, за свободную и богатую жизнь для всех.
– Хорошо, сегодня соберу военный совет, не забудь прийти, будем обсуждать высылку войск на юг. – Король поднялся, подзывая к себе секретаря, чтобы распорядиться о приглашении военачальников на совет.
В это время в дверь залы зашел очень знакомый Генриху Четвертому человек, которого он знал как племянника знаменитой Дианы Пуатье, барон Франсуа де Шательро. Несмотря на загорелое лицо, богатую одежду, соответствующую королевскому двору, крепкую фигуру, барон выглядел растерянным с умоляющим взглядом, словно что-то хотел срочно сообщить королю. Было понятно, что это гонец от старой подруги, той самой толстушки Дианы. Король сделал ему жест приблизиться, одновременно удержав возле себя графа Обинье, собиравшегося уходить.
– Останься, что-то серьезное. – Затем Генрих повернулся к барону де Шательро и, прерывая его цветастые приветствия, велел: – Говорите, Франсуа, говорите.
– Ваше величество, на всем западном побережье от Нормандии до Ла-Рошели вооруженный бунт. Два дня назад одновременно во всех крупных городах и портах простолюдины с русскими ружьями в руках захватили все ратуши, казначейства, банки, блокировали войска в казармах. – Де Шательро оглянулся, напомнив своим поведением недавние жесты Обинье, после чего продолжил еле слышно: – Местные дворяне клянутся, что они ни при чем, бунтовщиков поддерживают купцы и ремесленники да городская голытьба. Радует, что никуда бунтовщики идти не намерены, остались на побережье, кричат о своей независимости от короля и налогов. Госпожа Диана предупредила, что будет каждые два дня высылать новых гонцов с новостями. Просила меня вернуться с вашими распоряжениями, сир.
– Придешь вечером ко мне, пока отдыхай… – отпустил гонца король, поворачиваясь лицом к старому приятелю. – Бьюсь об заклад, это проделки твоих друзей из Новороссии, Обинье. Придется тебе срочно плыть в Петербург, а пока будем думать, что предложить наместнику Петру, смотри, вылитый первый папа римский по имени. Что же предложить этому папе, чем откупиться от русов? Думай, Агриппа, думай. Иначе наша родная Наварра скоро будет под властью простолюдинов, а тебя заставят пахать землю. Ты сам рассказывал, как на Острове обошлись с дворянскими поместьями.
– Но на материке они дворян не трогают, сир! – изменился в лице Обинье, весьма ревностно относившийся к вопросам дворянской чести и достоинства.
– Кто знает, кто знает… – рассеянно ответил король в раздумье о возможных последствиях таких организованных бунтов, что их правильнее называть восстаниями. А восстания часто заканчиваются победой восставших.
В отличие от своего предшественника, последнего короля из династии Валуа Генриха Третьего, сумевшего на деньги итальянских банкиров нанять армию и разгромить восставших дворян из французских провинций, Генрих Четвертый Бурбон не имел возможности договориться с итальянскими банкирами. Но не зря этот король много раз предавал себя и своих друзей, переходил из гугенотов в католики и обратно. Из всех принципов Генрих Четвертый Бурбон свято соблюдал лишь один – бороться за власть во что бы то ни стало. Он уже думал, кого можно послать в Рим выпрашивать деньги и войска у папы римского и его банкиров. Пусть даже для этого придется развестись с королевой Марго, повод найдется, детей у них нет. А семейство Медичи намекало не раз, что будет радо видеть любую из своих дочерей в роли французской королевы. Богатство Медичи вполне пригодится Франции в столь тревожное время, очередной раз вспоминал Генрих любезные авансы этого выдающегося итальянского семейства.
И одновременно прикидывал, сможет ли сохранить власть в центральной части Франции, если восставшие провинции отделятся окончательно, какую сумму дадут в приданое банкиры Медичи, хватит ли денег для найма необходимого войска. Не проще ли дать бунтовщикам свободу, сохранив полученное приданое для формирования своих, более дешевых полков из французских простолюдинов? А через пару лет вернуться на юг и разгромить мятежников? Генрих настолько привык воевать и действовать в рамках Средневековья, неторопливо, годами, что не придал особого значения скорости действия бунтовщиков; на это и рассчитывали русы, поднимая восстания во французских провинциях.