Проверка на отцовство

— Нужно было договариваться о совместных родах, как я и хотел, — заехал кулаком в дребезжащую створку лифта — от бессилия.  

Я был словно связан по рукам и ногам и никак не мог повлиять на ситуацию. Уже никак. И это выводило из себя сильнее всего. Мое упущение. Мой прокол.

— Ей нужно было делать кесарево, — спокойно, но очень вдумчиво проговорила мама. — Скорее всего, ошибка врача действительно есть, что он вовремя не заметил слабую родовую активность. Лесю нужно было кесарить, и все. 

Она прикрыла глаза и подняла голову вверх, ей тоже было непросто. Почему-то я сразу об этом не подумал. Шагнул к ней и притянул маму к себе на грудь, крепко обнимая. В этот момент лифт издал звуковой сигнал и его створки начали разъезжаться.

— Все будет хорошо. Вакуумная экстракция плода сейчас не такая уж и редкость, негативные последствия у детишек минимальны, — все еще спокойно, так, словно лекцию читала, произнесла мама, а Карина ахнула где-то за моей спиной.

— Но бывают же, — шикнул я, не желая повышать голос на маму, она уж точно была не виновата.

— Бывают, — тихо добавила она, — но у нас все будет хорошо. Слышишь, сын? Хорошо.

Я сжал челюсти и просто кивнул. 

— Это что, его щипцами тянули? — спросила Карина, догрызая, наверное, уже последний ноготь, когда мы вышли из лифта.

— Нет, этот метод менее травматичен, но все же. У Саши кефалогематома, хотя могло бы не быть и ее. Еще раз убеждаюсь, что врач не очень компетентен. — Мама сжала на мгновение губы и еще раз, словно мантру, добавила: — Все будет хорошо. 

Леся спала на животе. Специальная кроватка для новорожденного, больше похожая на аквариум, была пока еще пуста.

— Его через пару часов должны принести, — шепнула мама, проследив за моим взглядом. — Не торопи события, я как раз собиралась сама сходить в детское отделение и поговорить с нашим неонатологом.

Я лишь кивнул и опустился на стул, подальше от койки, чтобы не будить Лесю.

— И все же почему ее не прокесарили? — не унималась Карина, спросив шепотом маму, замершую на пороге. — Вы не гинеколог и это поняли, а они… Что за специалисты такие?

Карина развела руками, а мама очень слабо и натянуто улыбнулась.

— Мне легко сделать выводы, видя ситуацию целиком и уже после. Сразу все не так понятно. А почему не сделали кесарево потом, так это абсолютно ясно. Когда ребенок уже в родовых путях, ни о каком кесаревом не может идти и речи. На тот момент действия врача были действительно обоснованы. Там и обвитие пуповиной, и долгое время без околоплодных вод, почти восемь часов, — это очень плохо. Еще плохие скачки сердечных сокращений у плода. — Мама качнула головой и тихо добавила уже себе под нос, переступая порог: — Просто не нужно было до такого доводить.

Меня же в ее речи поразило время. Я повернулся к закрытым жалюзи окнам и только сейчас понял, что уже наступил вечер. Достал из кармана телефон. Двадцать четвертое ноября. Вчера мне исполнилось тридцать четыре. Леся разорится на ноябрьских подарках.

— Без двадцати восемь уже, — произнесла Карина, — я тоже не заметила, как время прошло. 

Леся пошевелилась, видимо отреагировав на голос подруги, который прозвучал чуть громче. Я быстро двинулся к кровати и присел на корточки. Жена открыла глаза и чуть приподняла голову, оглядываясь. Затем, тихо застонав, уперлась лбом в матрас.

— Как живот болит… 

— Все позади, Лесь, — размеренно произнес, понимая, что я просто обязан успокоить ее. Так же, как меня мама. 

Сейчас нельзя попусту переживать и поддаваться панике.

Олеся тут же задрала голову, приподнимаясь на локтях, и как-то странно на меня посмотрела — рассеянно, что ли. Затем она глянула мне за спину и слабо улыбнулась, наверное заметив Карину.

— Мне стало плохо на похоронах, да? — глухо спросила она.

Не у меня спросила! У Карины. 

— Лесечка, о каких похоронах ты говоришь? — вкрадчиво произнесла Карина и опустилась на корточки рядом со мной, беря Олесю за руку.

— Бабушкиных, — сглотнув, ответила моя жена, и, судя по ее печально-растерянному виду, это было что угодно, но не шутка.

— А когда у нас были бабушкины похороны? — кашлянув, поинтересовался у Карины, но взгляда от жены не отрывал. Леся была растеряна.

— Два с половиной года назад, — шепнула Карина и тут же присела на край кровати, тогда как я все же не сдержался и очень некультурно выругался, выпрямившись. — Ты только не волнуйся, Лесь, хорошо? — продолжила шептать Карина.

— Что значит два с половиной года назад? — Леся начала приподниматься, чтобы сесть, но я ее тут же остановил.

— Тебе нельзя сейчас сидеть. — И уже более размеренно продолжил: — У тебя там швы.

— Где? — Олеся нахмурилась, словно прислушиваясь, а затем огляделась. — А почему здесь люлька? Боже, где мы? И кто это? — спрашивала она у Карины, но смотрела во все глаза на меня, причем в ее взгляде было больше интереса, чем испуга, что уже хорошо.