Глеб приходил каждый день с Маришей и подолгу засиживался у нас в палате, рассказывая много всего интересного о себе, словно заново со мной знакомился, а еще о Марише, чем они занимались с дочерью. И так каждый день.
Я смотрела на то, как легко управляется Глеб с дочерью, и завидовала, не понимая до конца, кому больше: ему, что у него с легкостью получается все то, о чем я забыла, или самой себе, что отхватила такого мужчину. Каждый раз, когда я ощущала мурашки по всему тела, ловила взгляд Глеба на себе, в голове всплывало именно это слово «отхватила». Иначе еще как? Наверное, в той, забытой жизни я любила его без памяти. Ведь такого красивого, доброго и заботливого мужчину просто невозможно было не любить.
Но когда мы с Сашей приехали в наш дом после выписки, меня ждал еще один удар. В приятном смысле этого слова. Кому бы не хотелось жить в роскошном доме? Наверное, об этом желал бы каждый, особенно при наличии помощницы с ребенком и штата слуг и охраны. Вот и я была приятно удивлена, но еще больше растеряна.
— Это все твое? — одними губами спросила, все еще обводя взглядом огромный современный дом, практически утопающий в заснеженном лесу.
— Это все наше, Леся, — улыбнувшись, ответил Глеб, а потом задорно добавил: — Но по документам Маришино. Я на нее его переписал.
Я заторможенно кивнула и, плотнее прижав к себе конверт с ребенком, поплелась в дом. Глеб почти сразу забрал Сашу у меня из рук, а я тут же себя ущипнула. Несколько раз. Ну мало ли?
Мужчина, заметив это, задорно рассмеялся. А потом резко обернулся ко мне и прямо с ребенком на руках прижался своими губами к моим, легко и невесомо. Я вздрогнула от неожиданности, но все же ответила на его неторопливый, полный нежности поцелуй, который слишком быстро закончился. Глеб отстранился от меня всего на пару сантиметров и, подняв свободную руку к моему лицу, провел пальцем от виска вниз, к самому подбородку, очертил линию приоткрытых от сбившегося дыхания губ и тихо шепнул:
— Я очень по этому скучал.
А затем развернулся и пошел вперед. Быстро. Резко. Так, что я почувствовала лицом порыв воздуха. Поежилась и закуталась поплотнее в шубу. Не мою — но мою шубу. Нужно было как-то к этому привыкать. Да и не только нужно — мне хотелось… Хотелось привыкнуть и поверить, что все это правда. Особенно после этого поцелуя.
— Олеся, хватит упрямиться, — на выдохе повторил Глеб, хотя по нему было заметно, что он почти сдался, — Сашка у нас молоток. И ничего с ним не будет, если мы его переведем на смесь.
— Нет, — твердо ответила я, понятия не имея, откуда во мне в такие моменты бралась эта внутренняя сила.
Глеб резко поднялся с места и зло уставился на меня. Открыл рот, взмахнув указательным пальцем в воздухе, и тут же прикрыл, на мгновение глянув на спящего у меня на руках Сашку. Пару раз шумно выдохнул и все же сорвался.
— Ты не понимаешь всю серьезность ситуации, — Глеб говорил тихо, но при этом было понятно, что дай ему волю — и он бы закричал.
Значит, не сдался.
Это была наша первая ссора за весь месяц, что прошел со дня моей выписки из роддома.
— Он еще слишком маленький.
— Слушай, а может, ты так и хочешь навсегда остаться без куска своей жизни?
— Просто он слишком маленький, — повторила я, сильнее прижимая ребенка к груди. Глеб на это недовольно рыкнул и быстро вышел из детской. Совершенно неожиданно при этом прикрыв дверь аккуратно.
«Сдался», — подумала я и оказалась не права. Ссора продолжилась, стоило мне только появиться на первом этаже. На этот раз на повышенных тонах.
— О себе не думаешь — подумай хотя бы о детях!
— Я о них и думаю.
— Нет, все же с прошлыми мозгами ты была умнее.
— Может, отправишь меня заново учиться в институт? — обиженно произнесла, почти тихо…
— Леся! — рявкнул мужчина и тут же сделал два размашистых шага, практически впечатываясь в меня и крепко к себе прижимая.
— Маленькая моя, — зашептал он, — какая же ты еще действительно маленькая и глупая. Я же о тебе забочусь. О тебе и нас. Добра желаю. — Запустил пальцы в мои волосы и начал поглаживать меня по голове, словно успокаивая самого себя, не меня. — Я люблю тебя, Лесь, и не хочу тебя потерять.
Я замерла, затаив дыхание. На всем этаже стояла звенящая тишина, я слышала лишь быстрые удары сердца Глеба через ткань его пуловера, уткнувшись мужчине в грудь. Наверное, мое сейчас стучало с той же бешеной скоростью, потому что у меня словно ураган по внутренностям пронесся.
Должно быть, Глеб уже не раз говорил мне эти слова… Там… В той жизни, которую я не помнила. Сейчас же я слышала от него подобное впервые и наслаждалась, впитывая их в себя. А еще хотела ответить: «Я тоже! Я тоже, несмотря на то, что совсем не помню тебя. Тоже люблю».
Хорошо, что я сдержалась и промолчала, иначе это вышло бы очень глупо. Какое-то время мы так и стояли: Вавилов — шумно дыша и гладя мои волосы, а я же, напротив, делала еле слышные вздохи.