Проверка на разумность

Я не видел лиловых деревьев, я видел привычные мне символы математики.

Все было ясно: каждому свое. Этот Шар… он вступал в контакт с подсознанием. Даже на отдыхе я продолжал думать о работе, и Шар уловил скрытую мысль. Геннадий Иванович мечтал что-нибудь узнать о жизни в других мирах и тоже получил желаемое. Как в справочном автомате: нажал кнопку прочитал ответ. Даже проще… Вот это-то и странно.

- Что хмур, Сергеич, или подарку космическому не рад?

То были первые после долгого молчания слова. Мы сидели на стволе поваленного дерева, поодаль блестел Шар, в своем настроении я и сам не мог разобраться.

- Зачем спрашиваешь? - отозвался я нехотя, не удивляясь взаимному переходу на «ты».

- Для дела, само собой.

Геннадий Иванович был верен себе. Даже в такой ситуации он оставался человеком, который оглядывает попавший в его владения предмет, будь то аппарат чужой цивилизации или ржавый гвоздь, смекая, на что тот годится.

- Тебе хорошо, Геннадий Иванович, - вырвалось у меня. - Будешь сидеть в своем лесу, как сидел, а у нас в науке все пойдет кувырком. Да и в жизни.

- На другие звезды слетаем, ну и так далее, - отозвался Геннадий Иванович, закуривая. - Может, и радикулит мой теперь враз вылечат, бессмертие дадут. Ты о другом скажи. Чего боишься-то?

- Не знаю! Не знаю даже, боюсь ли. В этом Шаре есть ответы на такие вопросы, о которых мы и не задумывались. На десятилетия, может быть, века прекратятся исследования. Мы ничего не будем открывать, перестанем творить, а будем спрашивать и получать ответы.

- С охотой или без?

- А это неважно. Вот я какой-никакой исследователь. Это все отдай, лишь бы узнать чуточку нового. А здесь не чуточка.

- И без труда.

- Не совсем, положим…

- И слава.

- Это само собой. Раз нашли Шар, то слава нас не минует.

- К чертушке славу, на ней блины не спечешь! Ты мне вот что скажи: хорошо ли на все сразу получить ответ?

- Не знаю.

- Может, твои академики знают?

- Откуда? Кто может знать, если никогда ничего подобного не было?

- Должны знать, потому не за одних себя отвечает. Как могут не знать? Вот атомов раньше не было, полетов космических. Есть, стало быть, опыт.

- Опыт? Он все тот же: «Семь раз примерь, один раз отрежь», «Не спросись брода, не суйся в воду». Только спрашивать у кого?

- У себя, кого же еще?

- Ах, Геннадий Иванович! - мне стал надоедать этот бессмысленный разговор. - Вот озеро, вот берег. «Мы весь его видим, не так ли? А муравью, чтобы увидеть, надо все по сантиметру обшарить. Так и природа для нас, что для муравья этот лес. Тут ничего не поделаешь.

- Муравей, говоришь? - Геннадий Иванович затянулся. - Глянь-ка на Шар.

Я посмотрел и чуть не рассмеялся, хотя мне было вовсе не до смеха. По гладкой, все так же пульсирующей поверхности Шара - ну, знаете! карабкался муравей. И ничего ему не делалось. На мгновение он замер с таким видом, что у меня мелькнула дикая мысль: может быть, Шар и ему открывает что-то… Но он пополз дальше, возбужденно шевеля своими усиками-антеннами.

- А что, знания действительно сила? - отрывисто спросил Геннадий Иванович.

- Конечно, - я взглянул на него с недоумением. - Конечно.

- Значит, Шар этот огромная сила?

- Естественно…

- А насколько огромная? Большая, чем все наши атомы?

- Ну, так вопрос ставить нельзя, - я растерялся. - С одной стороны, заключенные в Шаре знания, конечно, обладают невиданным потенциалом, но с другой стороны…

А что с другой стороны?

- Значит, - наседал Геннадий Иванович, - вы собираетесь выпустить такую силищу, не зная толком, что из этого выйдет?

- Да, - ответил я раздраженно. - Если бы человек, который открыл огонь, только рассуждал, мы бы не пили сегодня чай.

- Верно. Так его нужда допекала.

- А нас не допекает? С болезнями покончить хотим? Хотим. Помочь другим избавиться от голода? Нищеты? К звездам летать? Жаждем!

- Значит, вы решили как быть?

Решил ли я? Ничего я не решил. Легче решать, когда мало что понимаешь и не задумываешься, когда твердо веришь, что мир прост, вот это заведомо хорошо, а это заведомо плохо. Но когда различаешь тысячи оттенков, когда понимаешь сложную диалектику событий и хочешь сделать лучше с учетом дальних последствий и знаешь, что абсолютно верного решения быть не может, поскольку никто не владеет абсолютной истиной, - вот тогда решать тяжело, а для многих и непосильно. Но как все это объяснить Геннадию Ивановичу, для которого, несмотря на острый ум, мир все же устроен проще, чем для меня?

Мое молчание он истолковал по-своему.

- Ладно, раз решил, то решил, о другом ответь. Вот ты говоришь, что не может ученый такое, как с Шаром, до нужной точки предусмотреть. И в будущем так?

- Мы неплохо учимся, - ответил я, скорей чтобы прекратить разговор. Поэтому есть надежда, что в будущем мы сможем гораздо лучше оценивать и решать такие грандиозные проблемы.

- А Шар вы будете использовать сейчас, - сказал Геннадий Иванович утвердительно.