Проверка слуха

ПОЧТИ АНТИЧНОЕ

Помнишь, когда этот парус был новым и ярким,
Ты говорил — Пенелопа ждала Одиссея,
Я привезу тебе кучу заморских подарков,
Будут соседки судачить от злости косея,

Будут подружки шептаться — подумаешь, штучка!
Так нарядилась, как будто ни вкуса, ни меры!
Жди, Пенелопа. А то, что заначил с получки,
Спрятано в томе великого старца Гомера…

Помнишь, когда этот парус был ярким и новым,
Я отвечала — с дарами сплошные заботы.
Лучше рыбачить, под вечер являться с уловом,
Глосиков жарить и «Шабское» пить по субботам…

Помнишь, когда этот Понт назывался Эвксинским,
Ждать Пенелопа могла двадцать лет не старея…
…Старый Гомер, припорошенный пылью российской,
В доме пустом опоздавшего ждет Одиссея…

ВЕЧЕР ОТДЫХА ДЛЯ ТЕХ, КОМУ ЗА ТРИДЦАТЬ

На тёмные пророчества,
волшбу и колдовство
слетались одиночество,
Кружили, руки выпростав,
морщиня жалко лбы,
надеясь что-то выпросить
у скаредной судьбы.
Сплеталась нить непрочная
печального родства,
и мёрзло одиночество
в объятиях вдовства…

* * *

Вам, Арамис, всё сказано не мной,
и ваших снов не я золотошвейка…
Я — лишь узор. Затейливая змейка
средь фауны и флоры остальной.

Второй октавы пятая струна,
соль на ладони, легкий бег олений…
Мой завиток, украсив письмена,
ни слова в них, и буквы не изменит…

* * *

И всё-таки, здравствуй!
Когда сквозь молчанье Вселенной,
сквозь меру и разум,
сквозь каменный лом Вавилона,
сквозь холод пустого
томящего, ждущего лона
пробьётся ползвука,
я встану на оба колена
и просто заплачу,
как плакать давно разучилась —
бессильно, бесстыдно,
как ливень — дробясь и мелея,
как тот звездочёт,
что дождался кометы Галлея,
и умер от счастья…
И всё-таки…
Всё-таки, здравствуй!