– Вздор! – фыркнула она. – Если бы вы л‑любили меня хоть немного, то не п‑поступили бы со мной т‑таким вот образом. А если вы обесчестите меня, то вас п‑посадят в тюрьму, если только Рул не убьет вас раньше, во что я охотно в‑верю.
– Ха! – сказал Летбридж. – Я не сомневаюсь, что меня посадят в тюрьму – если только у вас достанет мужества поведать всему свету о событиях сегодняшней ночи. Игра стоит свеч. Еще как стоит, хотя бы только ради осознания того, что проклятая гордость Рула будет вываляна в грязи!
Она прищурилась и подалась вперед, сцепив руки на коленях.
– Вот, значит, в чем дело? – протянула она. – Какие н‑напыщенные речи, милорд! Они хороши на Друри-лейн[77]
, но в реальной ж‑жизни им нет м‑места.– Но мы можем хотя бы попытаться, – сказал Летбридж.
Он больше не насмехался, лицо его обрело жесткое выражение, губы плотно сжались, а глаза смотрели прямо перед собой.
– Не могу п‑поверить, что х‑хотела дружить с вами, – задумчиво проговорила Горация. – У вас ужасно с‑скудное воображение. Неужели вы не смогли измыслить д‑другого способа отомстить, кроме как через ж‑женщину?
– Ни один из них не будет полным, – невозмутимо ответил Летбридж. Взгляд его остановился на ее лице. – Но когда я смотрю на вас, Хорри, то забываю о мести и просто желаю вас.
– Вы мне льстите, – вежливо отозвалась Горация.
Он расхохотался:
– Вы восхитительная негодница! Мужчина может владеть вами целый год, и вы ему не прискучите! – Он встал. – Давайте, Хорри, свяжите свою судьбу с моей! Вы рождены для лучшей доли, чем быть прикованной к человеку, которому нет до вас дела. Уедем со мной, и я покажу вам, что такое любовь!
– Потом Рул разведется со м‑мной, а вы, разумеется, ж‑женитесь на мне? – предположила Горация.
– Все может быть, – промурлыкал он. Подойдя к столу, он взял в руки одну из бутылок, стоявших на нем. – Давайте выпьем – за будущее!
– Очень х‑хорошо, сэр, – с обманчивой мягкостью ответила Горация. Она тоже встала вслед за ним и сделала шаг к пустому камину. Он стоял к ней спиной, и она, воспользовавшись моментом, быстро наклонилась и подхватила тяжелую латунную кочергу, что стояла подле него.
Летбридж тем временем наполнял второй бокал.
– Мы уедем в Италию, если хотите, – сказал он.
– В Италию? – переспросила Горация, на цыпочках подкрадываясь к нему.
– Почему бы и нет?
– П‑потому что я не соглашусь п‑пройти с вами и до конца улицы! – выкрикнула Горация и изо всех сил нанесла удар.
Раздался глухой чавкающий звук. Горация с ужасом, к которому примешивалось торжество, смотрела, как Летбридж покачнулся и рухнул на пол. Бутылка вина, выпав из его ослабевших пальцев, покатилась по ковру, разливая темно-красную, как кровь, жидкость.
Горация закусила нижнюю губу и, опустившись на колени рядом с неподвижным телом, сунула руку в карман, по которому он столь самоуверенно похлопывал. Нашарив ключ, она вытащила его. Летбридж по-прежнему лежал, не подавая признаков жизни, и она спросила себя, уж не убила ли она его, и метнула испуганный взгляд на дверь. Ни единый звук не нарушал мертвой тишины; всхлипнув от облегчения, она поняла, что слуги уже отправились спать, и поднялась на ноги. На кочерге не осталось следов крови, не было их и на голове Летбриджа – во всяком случае, она их не видела; хотя, не исключено, их скрывал парик, съехавший ему на затылок. Горация вернула кочергу на место подле решетки, подхватила свою накидку и бросилась к двери. Руки у нее дрожали так сильно, что она никак не могла попасть ключом в замочную скважину; наконец ей это удалось, и в следующее мгновение она оказалась в коридоре и потянула на себя засовы на входной двери. Они подались с жутким скрежетом, и она испуганно оглянулась. Распахнув дверь, она закуталась в накидку и сбежала по ступенькам на улицу.
На дороге блестели большие лужи, луна то и дело скрывалась в тяжелых тучах, но дождь ненадолго перестал. На улице царила почти сверхъестественная, жутковатая тишина; с обеих сторон на нее слепо смотрели темные окна, и откуда-то вынырнул резкий порыв ветра, хлопнув Горацию юбками по лодыжкам.
Она почти бегом устремилась в сторону Карсон-стрит. Еще никогда в жизни она не ходила пешком по улицам в такой час и теперь отчаянно молилась о том, чтобы никого не встретить по дороге. Она почти добежала до угла, когда, к своему ужасу, услышала чьи-то голоса. Она притаилась в тени, гадая, что это за припозднившиеся прохожие идут ей навстречу. Их было двое, и двигались они какими-то странными зигзагами. А потом один из них заговорил хорошо знакомым ей голосом, причем язык у него явно заплетался.
– Вот что я тебе скажу, – заявил он. – Ставлю двадцать пять фунтов, что ты ошибаешься!
Горация вскрикнула от облегчения и бросилась вперед, прямо в объятия пораженного гуляки, который пошатнулся и едва не упал от толчка.
– П‑Пел! – всхлипнула она. – О П‑Пел, отведи меня д‑домой!
Виконт удержал равновесие, ухватившись за перила. Растерянно моргая, он недоуменно уставился на сестру и совершил неожиданное открытие.