Поэтому эти события имеют равнозначную возможность.
Я закрыл глаза и долго сидел молча.
Наконец, я сказал:
– Расскажите мне, ПОЧЕМУ я развожусь с ней. Нет ли какой-либо возможности восстановить отношения? Мы не ссоримся. У нас нет серьезных несогласий по поводу денег. Мы одинаково смотрим на многие вещи. Мы перестали касаться друг друга, да, но это все, просто перешли в разные сферы. Вы не думаете, что мы могли бы вернуться друг к другу, если бы предприняли искренние попытки?
– Да.
– Так почему бы нам тогда не попробовать, вместо того, чтобы…
– Тогда вам надо войти в Транзит.
Я пожал плечами.
– Я мог бы сделать это, если надо. Если единственной альтернативой является потеря Сундары.
– Вы не сможете. Это враждебно вам. Лью. Транзит противостоит всему, во что вы верите, и всему, на что вы работаете.
– Но чтобы удержать Сундару…
– Вы уже потеряли ее.
– Но это только в будущем. Она все еще моя жена.
– То, что потеряно в будущем, потеряно уже сейчас.
– Я отказываюсь…
– Вы должны, – закричал он. – Это единственное, Лью! Это единственное.
Вы так далеко прошли со мной и до сих пор не видите этого?
Я видел это. Я знал каждый аргумент, который он может привести. Я верил им всем. И моя вера не была тем, что находилась снаружи, как панели орехового дерева, она была чем-то внутренним, чем-то, что выросло и развивалось во мне в эти последние месяцы. И все-таки я настаивал. Я все еще искал выхода. Я продолжал цепляться за любую соломинку в штормящем море, как будто меня должно было затянуть на дно.
Я взмолился:
– Заканчивайте свой рассказ. Почему так необходимо и неизбежно покидать Сундару?
– Потому что ее судьба в Транзите, а вы максимально отстоите от него.
Они стремятся к неуверенности, а вы – к уверенности. Они стараются разрушать, а вы – строить. Это фундаментальное философское расхождение, которое будет становиться все шире, и через которое невозможно перебросить мост. Поэтому вам надо расстаться.
– Как скоро?
– Вы будете жить один уже до конца этого года, – рассказывал он мне. – Я несколько раз ВИДЕЛ вас на новом месте.
– Со мной не было никакой женщины?
– Нет.
– Я не особенно хорош в безбрачии. Маловато практики.
– У вас будут женщины. Лью. Но жить вы будете один.
– Сундара достанется Кондо?
– Да.
– А картины, скульптуры…
– Я не знаю, – Карваджал выглядел раздраженным. – Я не обращаю внимания на такие детали. Вы знаете, что для меня они не имеют значения.
– Знаю.
Он отпустил меня. Я прошел пешком по городу около трех миль, ничего вокруг себя не видя и не слыша, ни о чем не думая. Я был один в вакууме; я один населял огромную пустоту. На углу какой-то улицы и Бог-знает-какого авеню я обнаружил телефонную будку, бросил жетон в щель и набрал номер конторы Хейга Мардикяна, я слушал гудки, пробивавшие себе путь сквозь заслон абонентов, наконец, Мардикян взял трубку.
– Я собираюсь разводиться, – сообщил я ему и минуту слушал рычание тишины его изумления, бьющее провода, как прибой на Огненной Земле во время мартовского шторма. Затем я добавил: – Меня не интересуют финансовые аспекты. Мне нужен чистый разрыв. Назови мне адвоката, которому ты доверяешь, Хейг, какого-нибудь, кто сможет сделать это быстро, не причиняя ей страданий.
31
В снах перед пробуждением я представлял то время, когда я действительно смогу ВИДЕТЬ. Мое видение пронзит темную невидимую сферу, которая окружает нас, и я попаду в царство света. Я еще сплю, я еще заключен в темницу, я еще слеп, а сейчас на меня снисходит трансформация. Она похожа на пробуждение. Мои оковы падают, мои глаза открываются. Вокруг меня медленно, неуверенно передвигаются окутанные покрывалом тьмы фигуры, слепые и спотыкающиеся, с серыми лицами, на которых написано недоумение и неуверенность. Эти фигуры – вы. А среди вас и над вами танцую я, мои глаза светлы, тело объято пламенем радости нового восприятия. Как будто я жил на дне моря, согбенный под ужасным давлением, удерживаемый в стороне от мучительной яркости этой преградой неизменной и непроницаемой, этой поверхностью между морем и небом, а теперь я прорвался сквозь нее туда, где все сияет и светится, все окружено ореолом блеска, сверкающего золотом и пурпуром. Да. Да. Наконец я ВИЖУ!
Что я ВИЖУ?
Я ВИЖУ прекрасную безмятежную землю, на которой разыгрываются драмы. Я ВИЖУ изнурительную борьбу слепоты и глухоты, избиваемых недостойной судьбой. Я ВИЖУ, как горы развертываются передо мной, как раскрываются листья папоротника весной, ярко-зеленые на верхушках, устремляясь от меня в бесконечность. В бриллиантовых всплесках перемежающегося света я ВИЖУ, как десятилетия разрастаются в века, века становятся эрами и эпохами. Я ВИЖУ медленное изменение времен года, систолы и диастолы зимы и лета, осени и весны, полностью очерченные ритмы тепла и холода, засухи и дождей, солнечного света, туманов и темноты.