Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

У Платона Николаевича в родовом Климове А.Н. Энгельгардт знакомился с положительным опытом хозяйствования "по организационному плану" (как сам упоминал в "Письмах"). Платон Николаевич считался хорошим хозяином, но Александр Николаевич понимал, что это "передовик среди отстающих", разоряющихся помещиков. А Батищево, в отличие от Климова, находилось в довольно запущенном состоянии, и Александру Николаевичу предстояло, не делая долгов, содержать себя на доходы с едва ли не убыточного хозяйства.

То, что Энгельгардт блестяще справился с этой задачей, мы уже знаем из первой части книги. Он не только сделал разорённое и почти убыточное имение доходным, но и превратил его в процветающее хозяйство, которому по эффективности не было равных в Смоленской гебернии, да и не много нашлось бы в остальной России. Ранее были разобраны и методы, какие позволили ему добиться столь выдающихся результатов.

Надежды власти на то, что мятежный отставной офицер и бывший профессор, запертый в глухой деревушке с 25 жителями, отрезанной от всех культурных центров, угомонится (а то и сопьётся) и перестанет ей противодействовать, не оправдались. Именно в этом медвежьем углу, где не знаю как насчёт медведей, а волки зимой бегали по дворам и пожирали плохо охраняемую скотину и собак, выработался первоклассный писатель-публицист, который своими письмами в журналы, изданными затем отдельной книгой, нанёс тогдашнему правящему режиму удар, которого тот не ждал и который оказался во многих отношениях более мощным, чем выступления перед студентами и даже бомбы других народовольцев-терроритстов. Именно отсюда, из глубины России, страна услышала голос крестьян, которого никто не хотел слышать, но когда он прозвучал из уст просвещённого помещика и со страниц популярнейшего в кругах образованного общества столичного журнала, его уже нельзя было замолчать. Тем не менее, именно Энгельгардт первым публично, в печати, заявил, что земля должна принадлежать не помещикам и не кулакам, а тем, кто её обрабатывает - крестьянам, и тем самым оказал огромное влияние на всё последущее развитие общественной и политической мысли и практики России; эта идея станет в дальнейшем стержневой в программе эсеров, а затем и большевистского Декрета о земле (тут не лишне будет заметить, что оба сына Энгельгардта и его внучка Мария активно, хотя и каждый со своей спецификой, выступали с этой идеей на практике, за что и подвергались репрессиям со стороны властей).

А сделать это было ой как непросто, в условиях бдительной всеудушающей цензуры. Вот и пришлось Энгельгардту строить своё повествование по законам драматического жанра с элементами детектива.

В первом своём письме он всего лишь описывает свой обычный зимний день, причём в самом начале оговаривается, что ни о чём, кроме хозяйства, писать не может, а значит, его мысли о дровах, навозе, сене, тёлочках... Попутно, между прочим, замечает, насколько тяжела жизнь семьи скотника Петра с женой и семью детьми, которые все, кроме совсем крохотных малолеток, трудятся, работают на помещика, на самого Энгельгардта, круглый год с утра до ночи, за нищенскую плату, которой едва хватает, чтобы скудно прокормиться. И другие завидуют скотнику, потому что в округе не просто голод, а, выражаясь по-современному, кризис: не только хлеба нет, но нет и работы, где можно было бы заработать хоть несколько копеек. Ну, и что положение крестьян в их местности вовсе не блестяще, у редкого хозяина своего хлеба хватает до нового урожая. Восхищается Энгельгардт обычаем подавать хлеб тем, кто пошёл "в кусочки", побираться, и подают хлеб, пока он есть, а когда кончается, сами идут "в кусочки". Но не подать хлеба, пока он есть - нельзя, это грех, да и неизвестно, не придётся ли самим следующей зимой идти с сумой. И всё это подаётся на фоне деревенских новостей, как любовник замужней женщины избил её, когда она попыталась прихватить ещё одного мужика, но из чужой деревни, и как сельский сход рассудил это дело. Конечно, цензору, как лицу, охраняющему интересы власти, местами читать неприятно, хотя и увлекательно, ибо открывается целый новый, незнакомый мир. Но, что тут запрещать? Если такие статьи запрещать, то журналам и вовсе надо закрываться...