Провидец Александр Энгельгардт (СИ)

Положим, помещики вызывают станового, обыкновенно ничего не разузнав о краже, и не представляют никаких данных, даже и подозрения основательного высказать не могут; но Матов, казалось бы, разузнав всё предварительно и имея свидетелей, мог бы принести жалобу мировому и вообще куда следует. Как бы не так. Матов, как человек практический и сам судов боящийся, очень хорошо знает, что, если бы свидетели только знали, что Матов будет судиться с Костиком и таскать их, свидетелей, по судам, так они бы притаились и ничего бы не сказали. В самом деле, представьте себе, что если бы, вследствие жалобы Матова, свидетелей, то есть старосту, гуменщика и работников, потребовали куда-нибудь за 30 вёрст к становому, мировому или на съезд, - благодарили ли бы они Матова? Вы представьте себе положение хозяина: старосту, у которого на руках всё хозяйство, гуменщика, без которого не может идти молотьба, и рабочих потребуют свидетелями! Все работы должны остановиться, всё хозяйство должно остаться без присмотра, да в это время, пока они будут свидетельствовать, не только обмолотить, но просто увезти хлеб с гумна могут. Да и кто станет держать такого старосту или скотника, который не знает мудрого правила: "нашёл - молчи, потерял - молчи, увидал - молчи, услыхал - молчи", который не умеет молчать, болтает лишнее, вмешивается в чужие дела, которого будут таскать свидетелем к мировому, на мировой съезд или в окружной суд. Вы поймите только, что значит для хозяина, если у него, хотя на один день, возьмут старосту или скотника. Вы поймите только, что значит, если мужика оторвут от работы в такое время, когда за день нельзя взять и пять рублей: поезжай свидетелем и оставь ниву незасеянную вовремя. Да если даже и не рабочее время, - очень приятно отправляться в качестве свидетеля за 25 верст, по 25-градусному морозу или, идя в город на мировой съезд свидетелем, побираться христовым именем. Прибавьте к этому, что мужик боится суда и всё думает, как бы его, свидетеля, храни Бог, не засадили в острог или не отпороли. Матов ни за что не открыл бы воровства, если бы свидетели не знали Матова за человека практического, который по судам таскаться не станет. Да и какая польза была бы Матову судиться с Костиком? Посадили бы Костика в острог, - а Матову что? Украденное так бы и не вернул. Костик на суде во всем заперся бы. Матов остался бы не при чем, в глазах же крестьян сильно бы потерял, что неблагоприятно отозвалось бы на его торговых делах. Не лучше ли кончить все полюбовно, по-божески? У нас, к счастью, много дел кончается таким образом".

Энгельгардт приводит и другие примеры подобного рода. Кстати сказать, через несколько дней он увидел в кабаке Матова и Костика, распивающих водку и беседующих друг с другом в самом приятном расположении духа.

Судебную систему крестьяне считают выдумкой панов (помещиков, вообще господ) для утеснения простого народа:

"Мужику не под силу платить повинности, а кто их наложил? Паны, говорит мужик. Продают за недоимки имущество - кто? Опять паны. Мировой присудил мужика за покражу двух возов сена к трем с половиною месяцам тюремного заключения: мужик просит написать жалобу на съезд и никак не может понять, что нельзя жаловаться на то, что за 2 воза мировой присудил к 3 l/2 месяцам тюрьмы...

- Понимаешь ты, в законе написано.

- В каком это законе? Кто ж этот закон писал? Все это паны написали.

И так во всём. Всё - и требование недоимок, и требование поправки дорог, и требование посылать детей в школу, рекрутчина, решения судов - всё от панов. Мужик не знает "законов"; он уважает только какой-то божий закон. Например, если вы, поймав мужика с возом украденного сена, отберёте сено и наколотите ему в шею, - не воруй, - то он ничего... это всё будет по-божески. А вот тот закон, что за воз сена на 3 l/2 месяца в тюрьму, - то паны написали мужику на подпор".

Ну, а суждение Энгельгардта об официальной судебной системе пореформенной России сформулировано кратко:

"Удивительно это хорошая вещь, новое судопроизводство. Главное дело хорошо, что скоро. Год, два человек сидит, пока идёт следствие и составляется обвинительный акт, а потом вдруг суд, и в один день всё кончено. Обвинили: пошел опять в тюрьму - теперь уже это будет наказание, а что прежде отсидел, то не было наказание, а только мера для пресечения обвиняемому способов уклониться от суда и следствия. Оправдали - ты свободен, живи где хочешь, разумеется, если начальство позволит. Отлично".