Провидец Энгельгардт

Энгельгардт видит проявление религиозности крестьян и в бытовавшем у них выражении: «Бог старый хозяин, Бог лучше нас знает, что к чему».

Человек не Бог, он не может знать и предвидеть всё, и даже самый рачительный хозяин может просчитаться, «бывает и на старуху проруха», поэтому, как бы хозяин не был умён, надо всегда помнить, что на всё есть воля Бога, и надо уповать на помощь Божию.

В науке есть такое понятие, как Народное христианство. Википедия определяет его так: Это – «мировоззрение, сочетающее в себе элементы христианской канонической, апокрифической и фольклорной традиций; включает космогонические, космологические, эсхатологические представления, религиозные и этноконфессиональные представления, свод этических нормативов, важнейшими составляющими которой являются концепты добра и зла, греха и чуда, определяющие гармонию и равновесие мира, взаимоотношения Создателя со своими творениями, нормы человеческого общежития. Народно-христианские представления тесно связаны с народным календарём, народной демонологией, народной медициной, а также культом предков.

В народной религии происходит популярная, «неофициальная» интерпретация ритуалов, священных текстов и персонажей библейской истории. Таким образом, это динамическая форма религии, в которой в синкретическом единстве сосуществует христианское вероучение и элементы дохристианских языческих верований, соединяются архетипические мифопоэтические идеи и христианские каноны.

Граница между «канонической» и «народной» религией не является чёткой и постоянной, она проводится религиозными институциями (например, РПЦ), которые нередко оценивают выходящее за эти рамки как «суеверие» или «язычество». Поэтому в современной антропологии религии термин «народная религия» считается оценочным.

Нельзя считать народное христианство ересью: догматических основ христианства оно не затрагивает».

На мой взгляд, та версия веры крестьянства (а оно составляло 85 процентов всего народа России), которую описывает Энгельгардт, с полным основанием можно назвать русским народным православием.

Итак, неправы были неославянофилы и «почвенники» в своём преклонении перед крестьянином как носителем Высшей Правды и подлинной Православной Веры: крестьянская Россия 70 – 80-х годов позапрошлого столетия мало напоминала идеальную Святую Русь, и вряд ли она могла бы быть Третьим Римом (здесь Энгельгардт кое в чем предвосхитил выводы, к которым пришел через полвека С. Н. Булгаков в книге «У стен Херсониса», кроме, разумеется, «католического соблазна»).

Но ещё менее правы были либералы-западники и космополиты, считавшие необходимым перевоспитать русского мужика на европейский манер, изображавшие его тупым и глупым. О том, каким одаренным был русский мужик, насколько развиты его наблюдательность, память, способности к счету, какие тонкие художественные натуры встречались в крестьянской среде и пр. – об этом в письмах Энгельгардта десятки восторженных страниц. Русский народ предстает там невежественным, но и способным к настоящему просвещению, и тянущимся к нему. Но даже и в невежестве, не имея настоящего знания, он часто инстинктивно чувствовал, кто есть кто на нашей планете:

«Тут вы услышите мнение крестьян, что немцы гораздо беднее нас, русских, потому-де что у нас покупают хлеб и что, если бы запретили панам продавать хлеб в Ригу, немцы померли бы с голоду».