Провидец Энгельгардт

Сельский причет (да и городской также) без малейшего преувеличения – срам и позор – не звания, а человечества. Он ниже, отвратительнее всего, что только есть в людях. Всякий крестьянин выше его: тот бывает груб, жесток, упрям; но трудолюбив, почтителен к высшим себя, по-своему честен, имеет понятие о стыде и совести, предаётся грубым порокам, но сознаёт, что делает дурно и редко падает до того, чтобы, потеряв всё человеческое в себе, низойти до степени животных. В причте же, обыкновенно, ни тени ничего подобного! Он невообразимо ленив, бессовестен, дерзок и – без малейшего сознания своей дурноты. Короче: это животное, вечно алчное, прожорливое, хищное, хитрое на самые злые и пагубные проделки, радующееся погибели других и особенно высших себя…

И с таким-то людом должен жить и действовать священник!.. Случается, священник, ещё не погрязший в омуте жизни, несколько времени выдерживает все нападения крестьян – нить водку… зато он лишается настоящей расплаты за молебен. Иной, быть может, как-нибудь и перенёс бы эту невзгоду; но тут же поднимается ужаснейший бунт дьякона и причетников. С первых же домов деревни они всегда успевают упиться до безумия. Одному ходить нельзя… так проходит один праздник, другой. Прихожане раздражены донельзя; их ещё более подзадоривает причт, а так называемых горланов и подпоят к тому же, – и страшная буря разражается над священником! Напрасно он хотел бы объяснить, в чём дело, – его не слушают, и все его убеждения заглушаются криком: “сам больно спесив; дьякон и причетники у нас добрые люди, – и у нас выпьют, и нас угостят; а тебе ничего не в честь, до владыки дойдём” и пр. и пр.