Провидец. Город мертвецов

Крик, полный безумного ужаса, вырвался из груди страшного злодея.

Я направил на его лицо фонарь, хотел выхватить револьвер... но его не оказалось. Первый раз в моей жизни я очутился без моего верного друга, столько раз спасавшего мою жизнь!

- Сдавайтесь, любезный, вы пойманы! - не теряя хладнокровия, продолжал я говорить.

- А будь ты хоть сам Сатана, я не отдамся тебе добровольно! - исступленно заревел он, бросаясь на меня.

Между нами началась отчаянная борьба. Спичка, брошенная им, упала на белое платьице... Рядом лежала груда сухого сена и соломы.

Послышался сухой треск, забегали языки пламени. «Все погибло!» - мелькнула у меня мысль. Я напрягал все усилия, чтобы не поддаться злодею, но, увы, чувствовал, что он неизмеримо сильнее меня. Он сдавливал мою грудь железными тисками и ударил перочинным ножом. На мое счастье, моя правая рука была свободна, и я схватился за лезвие что есть мочи.

Чудом освободил я левую руку и, нащупав фонарь, ударил им по его лицу. Удар пришелся по глазам. Он завыл от боли и на секунду выпустил меня из своих ужасных объятий. Я бросился к лесенке, пробиваясь сквозь пламя. Я чувствовал, что горю. Дыхание спирало от дыма, языки пламени охватили мое верхнее платье. Лишь только я выскочил из страшного подземелья, как он, тоже успевший оправиться от удара, набросился на меня сзади. Я потащил его к выходной двери, и в эту минуту подоспела помощь, что я оставил за забором.

Изверга связали и передали властям. Вину его полностью признали и сослали на пожизненное заключение. Как – то так всё и было, Николай Александрович, – подытожил статский советник.

– Вы – целованный Богом человек, Фёдор Михайлович, – сказал я, придя в себя от рассказа.

– Уж точно не больше вашего, голубчик, – парировал Купцов.

– С вами трудно спорить.

– Каков уж есть, – улыбнулся Купцов, – обратно не затолкаешь... Ну да ладно, – хлопнул он ладонью по столу. – Отправляйтесь – ка вы домой, Николай Александрович, а ещё лучше – возьмите отпуск на недельку. Заслужили.

Глава 12

Следующее утро не задалось.

Оно огорошило меня страшной находкой: на кухонном столе, я нашел короткую записку следующего содержания:

«Прости меня, Коленька. Я должна...»

Как гром среди ясного неба, поразило меня это известие. Вчера ночью, по возвращению в квартиру, я не стал зажигать свеч, и лишь на ощупь добрался до своей тахты, и, конечно же, не мог обратить никакого внимания на окружающую обстановку. Теперь же, при свете дня, было видно, что ветхий буфет, в котором хранилось немного консервы, сухарей и крупы, теперь зиял пустотой. Посреди комнаты, на полу, блеснул отраженным светом кусочек металла – пуля. Это была пуля от нагана, который я подарил сестрице сразу по переезду в эту квартиру. В комнате Настеньки так же царил форменный беспорядок: шкафы открыты, всюду разбросаны платья и прочие предметы дамского туалета, а в самом углу, лежала маска из муслиновой ткани.

От волнения, от гнева, гнева самого страшного - гнева за свое бессилие, я в сердцах схватил старенький стул и с криком швырнул его в стену. Тот разлетелся на мелкие части, а я упал на колени, тяжело дыша. Чувства беспросветной тоски и одиночества терзали уставшую душу. Как странно, как непостижимо играет порой нами судьба. Получаем ли мы когда - нибудь то, чего желаем? Достигаем ли мы того, к чему, кажется, нарочно приготовлены наши силы? Всё происходит наоборот...

Немного успокоившись, я вылетел из квартиры, на бегу застегивая пиджак.

Низкое небо нависало над самой головой. Ветер раскачивал ветви деревьев и завывал в дымоходах. Приближалось ненастье. Очень скоро резкие порывы и проливной дождь оборвут белые лепестки цветущих яблонь и смешают их с грязью. Заодно они смоют с домов пыль и свежий нагар. В этом городе нет плохого и хорошего, отвратительного и ужасного, черного и белого. Одни лишь полутона и оттенки серого, плавные переходы между дурным и приемлемым.

Проливной дождь застал меня у самых ворот конторы. Придерживая рукой головной убор, я вбежал по лестнице, прямиком в кабинет Купцова.

По обыкновению, Фёдор Михайлович встретил меня весьма ласково, однако, после моего рассказа, стал хмурнее тучи.

– К великому сожалению, подсобить вам не в моих силах, Николай Александрович, – сказал Купцов, потирая виски. – Военные дирижабли находятся под ведомством самого обер – полицмейстера, а полеты над Новым Петроградом запрещены. К тому же, – продолжил он, закуривая папиросу, – я не смогу долго покрывать вашего отсутствия перед высшими чинами.

– Понимаю, Ваше высокородие, – ответил я, опустив взгляд. – Я напишу рапорт об увольнении.

– После этого, я не смогу принять вас обратно на службу, голубчик. Вы знаете законы, – напомнил статский советник.

– Знаю...

– Тем не менее, в моих силах кое – чем вам подсобить, – хлопнул рукой об стол Купцов и поднялся с места. – Найдите меня вечером, а покамест, займитесь необходимыми приготовлениями и не горячитесь. Приступите к делу с холодной головой. Рапорт напишите после. Ступайте!

Фёдор Михайлович был прав, как, впрочем, и всегда. Мне ничего не оставалось, как подчиниться.