Провидица

– Какие планы на выходные?

– У Ники в воскресенье день рождения.

– Сколько ему исполняется, шесть?

Сэм кивнула.

– Много гостей позвали?

– Девятнадцать человек. Будем смотреть фильмы Чарли Чаплина и представление «Панча и Джуди».[1]

– Придут все его умненькие маленькие друзья, да? – Кен откинул назад голову и, глядя на кончик своего носа, проговорил, тщательно имитируя старомодное аристократическое произношение: – Руперт… Джулиан… Генриетта. Доминик, Хеймиш, Иниго и Шарлотта?

– И почтенная Сара Гамильтон-Дили.

– Да ну? Почтенная Сара Гамильтон-Дили? Похоже, веселье вам предстоит на славу. – Он погладил подбородок и произнес уже обычным тоном: – Надеюсь, вы не забудете про меня, питающегося в дешевой столовке вместе с прочими бродягами?

Сэм ухмыльнулась, потом увидела в его глазах печаль. Она иногда спрашивала себя: нравится ли шефу независимое холостяцкое существование, или же он не прочь снова жениться и обзавестись детьми? Она вдруг поняла, как плохо знает частную жизнь Кена Шепперда. Здесь, среди профессионалов, он чувствовал себя как рыба в воде, однако в глубине души, похоже, стремился оказаться где-то в совершенно ином месте, хотел заниматься чем-то другим, уйти от этой извечной дребедени и показухи. Человек, попавший в западню собственных ошибок и успехов.

– Так и быть, оставлю вам конфитюр.

– С шоколадным пупсиком внутри?

– Конечно.

Кен окинул взглядом потолок и стены помещения, в котором они сидели.

– Прямо скажем, дрянная комнатенка. Вы знаете, какая у них была прибыль в прошлом году?

– Сорок два миллиона.

– А они даже не могут сделать себе приличную приемную.

Сэм посмотрела на стол, заваленный журналами и газетами. «Кампейн». «Маркетинг». «Медиа уик». «Таймс». «Индепендент». «Файнэншл таймс». В ковер был вплетен логотип агентства – последовательно уменьшающиеся концентрические квадраты: словно бы на экране телевизора, одна картинка в рамочке помещается внутри другой – и так до бесконечности. Гигантская версия этого же логотипа красовалась сзади на стене – в окружении рекламных плакатов, всевозможных оберток и упаковок. В лакированной туфельке из дорогой кожи на ноге девочки отражался «феррари». Мужчина держал в руке зубную щетку и ослепительно улыбался, демонстрируя здоровые зубы. Жестянка со старомодным рисовым пудингом возвышалась на несколько футов – стиль Уорхола.

– Я думаю, тут все тщательно продумано, – заметила Сэм.

– Извините, что задержал вас, – сказал Чарли Эдмундс, входя в приемную. Долговязый, с копной небрежно причесанных светлых волос, в трикотажных брюках, удобных туфлях и модной рубашке, он напоминал школьника-переростка.

«Господи боже, – подумала Сэм, – ну почему молодежь изо всех сил стремится выглядеть старше? Вон Чарли пытается вести себя солидно, словно сорокалетний. А сорокалетние, наоборот, отчаянно хотят скинуть лет двадцать и вернуться в юность».

– Сэм, рад вас видеть. Кен, хорошо выглядите.

Они пошли следом за Чарли по лестнице, он провел их по коридору в комнату без окон, со стенами, обитыми голубой материей, длинным синим столом скандинавской древесины и стульями того же цвета. На столе лежали открытый органайзер, несколько цветных набросков и фотографий, а в самом центре – плитки шоколада «Сам по себе»: название было написано голубыми буквами на обертке из серебряной фольги. В помещении пахло свежим деревом, монотонно гудели отопительные приборы.

– Остальные сейчас подойдут, – сказал Чарли. – Извините, что позвал вас практически без предупреждения, но мы очень заинтересованы в этих рекламодателях, а они решили спешно продвигать свой продукт, так что времени у нас в обрез. – И, словно желая подчеркнуть сказанное, он бросил взгляд на свои элегантные часы «омега».

Сэм тоже посмотрела на свои часы, потом на абстрактную картину на стене, несомненно исполненную глубокого внутреннего смысла; в компании «Уркхарт Симеон Макферсон» вообще не было ничего случайного, вот только этот смысл ускользал от нее. Цвета почему-то смутно напоминали ей унылый антураж гостиницы «Холидей инн».

Тут дверь открылась, и вошли двое мужчин. Один, лет двадцати пяти, был невысок, тощ, как водопроводная труба, и вид имел воинственный. На нем были блестящие зауженные брюки и черная рубашка без воротника, а сверху наброшен черный мешковатый пиджак. Темные волосы, спереди коротко подстриженные, сзади свисали длинной гривой, а лицо у парня было такое вытянутое и худое, словно его сплющило дверями лифта. Его нос, тоже необычайно длинный и тонкий, казалось, удерживался на лице при помощи глаз, расположенных очень близко друг к другу. Второй мужчина, чуть постарше, был одет в мешковатый белый костюм, волосы на висках у него были подстрижены под машинку, а на макушке росли довольно густо. На носу у него сидели круглые старушечьи очки, он был несколько более упитанным и вообще выглядел не столь экзотически.

Сэм уже приходилось встречаться с этой парочкой. Они всегда напоминали ей пока еще никому не известных поэтов-битников.

– Джейк, Зурбик, вы знаете Сэм и Кена, – сказал Чарли.