Провинциальная история

Губы вздрогнули, хотя ему давно уже не требовалось произносить вслух слова-концентраторы. Это все волнение… заклятье соскользнуло с ладоней, и Ежи почувствовал, как разворачивается оно, разрастается, как пронизывает незримыми нитями сперва дом, а после и сад, как множится, используя его, Ежи, силу.

Силы хватало.

И шла она легко, подпитывая конструкцию, которая усложнялась и расползалась. А Ежи ждал… ждал и… ничего?

Да быть того не может!

Нахмурился Анатоль. Приподнял бровь, показывая удивление. Не до него… а если иначе? Ежи отпустил заклятье, которое начинало рассыпаться, чтобы сотворить другое. Это требовало сил меньше, однако было куда сложнее предыдущего.

Пускай.

Сплелось на диво легко. И стоило отпустить, как повисло в гостиной серебряным облачком, а то закружилось, завертелось…

— Интересно, — произнес целитель, поднимаясь. — Никогда-то рыскача не видел.

Ежи только головой дернул, сдерживая раздражение.

Успокоиться.

И идти по следу.

Из облака медленно образовывалось нечто, весьма отдаленно похожее на собаку. Слишком длинное тело, слишком тонкие лапы, узкая безглазая голова, которая то и дело меняла форму.

— Иди, — слова, чтобы оформить приказ, нужны не были, но Ежи, честно говоря, несколько сомневался. Заклятье было не из тех, что проходили в университете, да и пользоваться им прежде приходилось лишь единожды.

Рыскач, окончательно обретая воплощение, крутанулся.

Он ненадолго замер у детских вещей, будто прислушиваясь к ним, а после двинулся прочь. Он плыл по коридору, сперва медленно, но с каждым шагом ускоряясь. И вскоре Ежи пришлось бежать, чтобы поспеть за туманной тварью.

Сил она тянула изрядно.

И потому камень, сунутый Анатолем, приятно согрел руку.

— Спасибо, — Ежи шепнул, зная, что будет услышан. И старый приятель ответил кивком, мол, сочтемся.

Рыскач добрался до детской комнаты, в которой задержался надолго, всей поверхностью тела своего вбирая следы той, которую должен был найти.

Вновь оказавшись в коридоре, он уверенно дошел до двери, за которой обнаружилась библиотека, но порог переступать не стал.

— Что он… — барон осекся, явно вдруг испугавшись, что эти слова повредят, что тварь, оскорбленная недоверием, развеется, и тогда он никогда не найдет свою Лилечку.

Чужие эмоции теперь воспринимались ярко, болезненно.

— Он повторяет последний путь вашей дочери, — пояснил Анатоль и тут же поспешил поправить. — В том смысле, что из всех следов, ею оставленных, он выбирает самый свежий.

Огорчение.

Разочарование. Ее эмоции блеклые, как смытая дождем акварель. Стало быть, болезнь если и не вошла в последнюю стадию, когда человек вовсе теряет интерес к жизни, то всяко близка к ней.

Девочку было жаль.

Но жалость мешала сосредоточиться, и Ежи ее отодвинул. Он позволил своему сознанию вбирать звуки и запахи, отсекая лишние.

…свежей рыбы, которую пронесли на кухню парадным ходом, потому как было ближе. И средства для чистки каминных решеток.

Духов.

Людей.

Голоса их еще, казалось, звенели в воздухе, и, если Ежи пожелает, он может узнать, о чем эти люди говорили. Дверь пахла деревом.

Камень камнем.

Двор — остывающим солнцем, которое стремительно неслось к земле.

В саду цвели цветы, и тварь закружила, повторяя пройденный девочкой путь. Лоскут ткани, зацепившийся за колючие ветви, подсказал, что Ежи не ошибается.

— Это… ее. Наверное, — отец, которому передали лоскут, замер. — Надо у Аннушки спросить. Она точно скажет.

— Не стоит тревожить госпожу баронессу, — целитель не исчез, он держался рядом, чем несказанно раздражал, хотя Ежи искренне не понимал источника своего раздражения.

Потом.

Он оказался у ограды, сквозь которую рыскач просто протек, а вот Ежи… пришлось перелезать, хотя, право слово, он со студенческих пор этакими глупостями не занимался.

— Погодите… — сзади донесся жалобный голос. — Вы хотите сказать, что Лилечка…

— Давайте руку, так будет проще, — Анатоль через ограду перемахнул с легкостью. А вот Ежи подумалось, что странно, что ограда эта простая. Не так ведь сложно пригласить специалиста, чтобы элементарную защиту поставил, хоть бы тревожную, тогда и девочка не ушла бы тихо.

Вовсе не ушла бы.

А она…

Рыскач нырнул в лес, только вот почудилась в его движениях какая-то неуверенность, будто тварь… теряла след?

Такого быть не может.

Рыскач, если уж запечатлевает ауру, то обладателя ее способен почуять за версту, если не за две, а в древности, поговаривали, он и куда большие расстояния преодолевал. Древность древностью, но… тварь перемахнула через лесной ручей, а вот Ежи задержался.

Чтобы больная девочка и перебралась?

Нет, ручей был невелик, взрослый человек если не перешагнет, то всяко перепрыгнет и не заметит, но Лилечка не была взрослой.

Она умирала.

А тут… ни следа, ни отпечатка, не говоря уже о чем-то ином. Но рыскач замер в нетерпении, и Ежи перебрался на ту сторону. Лес вокруг становился гуще, темнее. И чудилось в нем нечто, не то чтобы недоброе, скорее иное, сонное, но и сквозь сон раздраженное появлением незваных гостей.

— Куда дальше? — звук собственного голоса потонул во мхах.

Мягкие.