Действительно, трудный человек, размышлял Бонев, впрочем, главное не это, а то, что я ему верю и именно такие мне нужны. Он поглядел на окутанного табачным дымом Стоила и решил подождать. Пройдет время, они познакомятся поближе, и тогда можно будет подумать о чем-то более существенном, например о передвижении его на место Хранова.
Шли годы, Бонев в повседневных заботах свыкся с Храновым, с Караджовым и другими работниками и позабыл о Дженеве. Последний раз они встретились на партийном собрании в заводоуправлении, на которое Караджов его пригласил. Собрание как собрание, куча нерешенных вопросов, с доброй половиной которых на следующий день и без собрания можно было бы справиться, если бы каждый болел за свое дело, не кивал на другого и не полагался на то, что и так обойдется. Бонев сидел в президиуме, вид у него был мрачный.
После собрания Караджов пригласил его на коктейль.
В кабинете собрались несколько человек из числа заводского руководства. Была здесь и какая-то молодая женщина — пригласили, видно, для украшения компании. Первый секретарь невольно обратил внимание на то, что отсутствует Дженев. А ведь он собственными глазами видел его на собрании — Стоил сидел в зале, не в президиуме.
«Коктейль» у Караджова был бессмысленной и неловкой затеей, вроде бы знак внимания к гостям, а по существу избитый прием, используемый для того, чтобы лишний раз что-то поклянчить. Прослушав набор плоских анекдотов, рассказанных так, чтобы они казались возможно более пикантными, Бонев собрался уходить. Караджов попытался его задержать, пустил в ход банальную фразу о том, что руководству негоже отрываться от масс.
— Это вы и есть те массы, от которых я отрываюсь? — спросил вдруг Бонев, стоя в дверях.
Собравшиеся явно опешили.
Выехав с завода, Бонев увидел тощую фигуру Дженева, шагавшего вдоль дощатого забора мебельной фабрики. Бонев окликнул его и пригласил в машину, но Стоил наотрез отказался под тем предлогом, что ему нужно больше двигаться.
— А мне что, не нужно? — спросил Бонев.
Стоил пожал плечами.
После некоторого колебания Бонев отпустил машину, и они пошли вдвоем по безлюдной улице.
— Что это ты особняком держишься? — спросил Бонев. — Тебя что, не пригласили на угощение?
Помолчав, Дженев ответил вопросом:
— Как ты-то можешь принимать подобные приглашения?
— Если б отказался, я бы вас обидел! — сказал Бонев, без нужды повышая голос.
— Так ты ради этого два часа морщился в президиуме?
Боневу был непривычен такой тон — вернее, он успел отвыкнуть от него, но сдержался.
— Было заметно? Значит, не зря я пришел — вы сделаете необходимые выводы! — попробовал отшутиться Бонев.
— Я б на твоем месте сел в зале, — продолжал атаковать Дженев. — Где-нибудь посередине, а то и в самом конце.
— Чтобы произвести впечатление?
— В первый раз, может, и произведешь, а во второй, в третий — люди привыкнут.
— И что?
— Да ничего. Вдруг услышишь что-нибудь дельное, приправленное острым словечком…
— Тогда, может, мне идти впереди, спиной к тебе? — пытался скрыть раздражение Бонев.
Деревянная ограда кончилась, перед ними в синих сумерках открылся скверик. На скамейке, обнявшись, замерла влюбленная парочка.
— Я хочу задать тебе личный вопрос, — снова заговорил Дженев. — Можно?
— Давай!
— У тебя есть домработница?
— Нет, а в чем дело?
— Кто у вас ходит за покупками?
— Теща, жена… А что?
— Давно ты последний раз был в зеленной лавке, в бакалее?
— Хм… скажем, полгода. Но…
— А сидел за столом вместе с рабочими?
— Сам-то ты сидел? — огрызнулся Бонев.
— Я у тебя спрашиваю, у первого секретаря.
Бонев чувствовал, что реагирует не так, как следовало бы, но сказал:
— Это что, персональная критика невзирая на лица?
— А тебе неприятно? — ответил вопросом Дженев.
Бонев уже не мог сдержаться.
— Вот что, — твердо сказал он. — Нечего наступать на больную мозоль. Я сам знаю, как мне быть и что делать.
— Тогда заседай в президиумах и избегай разговоров, которые тебе не по вкусу, — холодно ответил Дженев.
В молчании подошли они к нижней площади и остановились посреди тротуара, не решаясь ни проститься, ни возобновить разговор. Выручила привычка: обменявшись несколькими фразами о работе, о неотложных делах — Бонев всячески остерегался поучающего тона, — они разошлись. С тех пор они не встречались один на один и держались так, будто словесной перестрелки у фабричной ограды никогда не было…
Дженев снял руку с телефона. Когда-то Бонев именно в это же время пригласил его на первую беседу, Зачем же он понадобился сейчас, когда между ними все давно уже ясно?
19