— Заходи, — вздохнул Караджов.
Мария окинула глазами обстановку — почти ничего не изменилось с тех пор, как они проводили здесь ночи. Оба сели, она скромно поджала ноги.
— Почему ты скрываешься?
— Это что, допрос? — Караджов уже пришел в себя.
— Хорошо, хорошо, и без того ясно… Нет ли у тебя чего-нибудь выпить?
Караджов налил коньяку. Они пили молча.
— И что же дальше?
Караджов пожал плечами.
— Осталось подвести черту, да?
— Да, Мария.
— А все-таки почему?
— Я так хочу.
Мария пропустила маленький глоток коньяку.
— А если я не хочу?
— Как говорят соседи, зорлан гюзелик олмаз.
— Я по-турецки не понимаю, — обиделась Мария. — Но могу догадаться — насильно мил не будешь. На самом-то деле просто ты начинаешь новую жизнь, на более высоком уровне. А, товарищ Караджов?
— Ирония что надо, — сказал он, окончательно успокоившись. — Только она бьет мимо цели. Легко понять, задето твое самолюбие, но это пройдет.
Мария желчно усмехнулась.
— Все приходит и уходит, — она помассировала себе виски. — Но я не думала, что ты станешь так жалок.
— Насколько мне помнится, я никогда не вел с тобой душеспасительных бесед, — съязвил он.
— Тоже верно, — она снова потерла виски. — Ты просто отнимал у меня то, чего тебе не могла дать твоя Диманка. Награбил, и дело с концом. Теперь найдешь себе другую и ее начнешь грабить, так же как свою новую должность. Разве не так?
— Пусть так, ну и что? — нахально спросил он.
— Ничего, налей.
Она залпом выпила бокал. Караджов опорожнил свой. Теперь уже Мария смотрела ему прямо в глаза с видом превосходства.
— Забеременела я, — сказала она вдруг. — Ты, конечно, ни сном ни духом, верно?
Она заметила, как дрогнули его зрачки.
— Не бойся, выкинула я плод, твой плод.
— Почему ты мне говоришь об этом только теперь? — перевел дыхание Караджов.
— Когда-то должна же я была сказать. Или не должна?
— Очень сожалею, это какая-то случайность. Тебе было больно?
Мария криво усмехнулась.
— Моя боль — твое удовольствие, мне не привыкать. Налей.
Сейчас надерется до чертиков, подумал Караджов, но налил.
— Если хочешь, мы можем пойти куда-нибудь поужинать.
— Я не голодна, мне выпить хочется. — Она отпила полбокала. — Уйду я отсюда, не волнуйся.
Ее голос звучал уже несколько неуверенно. Напьется до чертиков и останется тут, с досадой подумал он. Неужто все начнется снова?
Мария прямо-таки огорошила его:
— Знаю, о чем ты думаешь — что я не уйду и повисну у тебя на шее. Я же сказала — не бойся! — И выплеснула в рот коньяк.
— Больно торопишься пить, как бы тебе не стало плохо.
— Пройдет… — Она расстегнула блузку и, опершись на локоть, сняла одну туфлю. — А, побратим, старый шакал: не только тело, но и душу кормишь падалью. Своего Стоила я ненавижу, а тебя презираю. — Она захохотала гортанно. — Будь я феодалкой, я бы подвергла тебя ужасным истязаниям — приказала бы оскопить тебя. И сама присутствовала бы при твоих муках… Не веришь?
Караджов кивнул.
— А потом я бы сделала тебя своим мужем и у тебя на виду занималась бы любовью со слугами. Налей.
Мария чувствовала, как от выпитого в ней назревает взрыв. От висков пульс переместился ниже, к затылку, и глухо отдавался там, словно удары барабана. Ей все больше хотелось его унизить.
— Хочешь, я составлю тебе гороскоп?
— Знаю я твои гороскопы, — пробовал отмахнуться Караджов.
— Заткнись, ничего ты не знаешь. И слушай внимательно, я повторять не намерена. Ты, Христо Йорданов Караджов, в глубине души мечтал об ином: блестящие адвокатские речи перед судом, флирт с господином начальником областного полицейского управления, с господами полковниками из местного гарнизона и прочее, тайные встречи с их женушками и шумные поездки за границу, уже в депутатском рединготе…
Караджов слушал ее с мрачным видом.
— Знать, не судьба. Тебе было суждено стать товарищем Караджовым и оказаться во втором-третьем ряду. Потому что коммунисты народ дошлый, у них есть нюх. Они могут позволить тебе подняться еще на ступеньку, на две, но на самый верх — никогда. Больше того, они будут постоянно тебе напоминать, что ты за птичка, и ты будешь помнить, что целиком зависишь от их слабостей, на которых ты играешь. По-настоящему большим человеком ты никогда не станешь, даже со Стоилом по этой части тебе не сравняться, и закончишь ты свой путь среди позора и болезней, которые тщетно будешь пытаться лечить в районной поликлинике. Вот твой гороскоп. Налей.
Взволнованный, Караджов теперь наливал более щедро.
— Наверно, ты меня ненавидела с самого начала, — заговорил он. — Столько желчи нельзя скопить в считанные недели.
— Я ненавижу не столько тебя, сколько себя.
— Мне все же трудно понять, откуда эта злоба? У нас любовь была свободная, мы не принимали на себя никаких обязательств, кроме…
— Постельных?
— Не будь вульгарной.
Мария захохотала саркастически.
— Чего смеешься, ты прекрасно знаешь, что любовь всего лишь инстинкт. Он нас связывал, он нас и разделит.
— Врешь, Караджа! — крикнула Мария и втащила с себя блузку. — Как-то он сейчас заговорит, твой инстинкт?
Она срывала с себя одежду и бросала в разные стороны.
— Ну же, чего медлишь?