Провинциальная история

Острая боль повторилась — короткий импульс, иглой пробегающий по телу, не вызывая ран, из которых могла бы хлынуть кровь. Чем-то похожим была для него Мария — острый нож, который в любой момент может резануть. Было без малого пять, день под конец совсем раскис, и эту неизбывную сырость Караджов невольно сравнил со своим душевным состоянием. Что со мной происходит, я это или не я? — спросил он себя. И ответил: нет, точка, будь что будет, сегодня мы должны расстаться! Метания Марии, ее обиды и страсть выводили его из равновесия. Она теперь нескоро придет в себя, необузданная стихия ее натуры подогревается отчаянием. «Если ты от меня отвернешься, мне некуда будет пойти, я не могу вернуться обратно», — твердила она последнее время, глядя на него сухими, горящими глазами. «Как так, почему вдруг не можешь?» — то ли спрашивал, то ли упрекал он. Публичного скандала не было, внешне жизнь течет спокойно, как прежде. А разве его семейные дела лучше? Гораздо хуже, но он пуще огня боится даже намекнуть ей на это, его все время тревожит мысль, что она сама может узнать правду.

Мария, слава богу, не знала о его разрыве с семьей, напротив, она то и дело упрекала его, что он жертвует ею ради своей хилой жены и сына-монаха, обзывала его эгоистом, прохиндеем — как угодно. Если не обрубить концы, рассуждал он, она явится и на новую квартиру и там начнет устраивать сцены — именно сейчас, когда его дела вроде бы наладились, надо держать ухо востро.

Рука Караджова сама набрала номер заводского кабинета Кралева, может, Кралев осведомит его, какие там идут разговоры в городе, или хотя бы намекнет. В трубке послышался треск, с другого конца провода донесся глухой голос.

— Кралев, это ты? — несколько неуверенно спросил Караджов.

— У телефона Стоил Дженев, — ответил голос, и Караджов онемел: это еще что такое? Он хотел было положить трубку, но Стоил уже успел задать вопрос, кто спрашивает Кралева.

— София спрашивает, — промямлил Караджов, и это была его вторая ошибка — Стоил его узнал.

— Караджов? — уверенно произнес он. — Говори, в чем дело, Кралев отсутствует. И звонить ему надо по другому телефону.

Караджов весь сжался: придется разговаривать.

— Здоро́во! — пересилил он себя. — Нам недостает кое-каких данных по фонду зарплаты, но это не горит, я позвоню завтра. А он не заболел?

— Здоров, — ответил Дженев. — Что именно тебя интересует?

— Да ты не беспокойся, это слишком мелко для твоего ранга, — брякнул Караджов.

— Рангами будем мериться? — все так же серьезно сказал Дженев.

— Да ладно, Стоил, — понизил тон Караджов. — Мне и в самом деле не хочется тебя отвлекать.

Они помолчали, испытывая свои нервы и терпение. Первым заговорил Караджов:

— Есть какие-нибудь проблемы?

— Проблем хоть отбавляй, но не по твоей части.

— Неужто так успешно идет реализация? — ввернул Караджов.

— Так успешно, что ты даже представить себе не можешь, — не остался в долгу Дженев.

Они снова замолчали. И в этот раз молчание нарушил Караджов.

— Как погода? Дождь идет? — ни с того ни с сего спросил он и окончательно разозлился на самого себя.

— Сухо, — с некоторой иронией ответил Дженев, и Христо живо представил его себе: весь прокуренный, слишком маленький для бывшего караджовского кресла и огромного письменного стола. Как это его угораздило набрать номер своего собственного телефона? Пора кончать эту комедию.

— Всего хорошего, Стоил, — произнес он деловым, крепнущим тоном. — Передавай привет семейству.

Караджов отметил, как медленно Дженев положил трубку, ничего не сказав в ответ.

Он вышел на улицу, не застегнув плащ и сунув шарфик в карман. До чего все нелепо и глупо. Он впервые со всей ясностью осознал, что Стоил имеет над ним тайную власть. Как иначе можно объяснить курьез с этим телефонным звонком и то, что не сработал элементарный рефлекс; о разговоре лучше не вспоминать — по нему вполне можно поставить диагноз его болезни. А этот привет семейству в довершение всего? Явно ненормально.

Сомневаться не приходится, Стоил многое знает. Неторопливо, словно гильотину, опустил он трубку. Я бы шваркнул ее со зла, впрочем, это то же самое, даже менее впечатляюще. Что ж, ладно, Стоил, сегодня вечером я верну обратно твою семейную честь — все, что от нее осталось. Принимай, если хочешь, довольствуйся, а если нет — решайся. Видать, пришло время нам обоим рубить концы, мне с одной стороны, а тебе — с другой.

На душе у него было пусто. Если бы не Калояновы, с которыми он проводил воскресные дни, если бы не Мария, с которой он коротал мучительные ночи, он не знал бы, что делать в свободное время. В такие одинокие вечера он шел куда-нибудь поужинать, пить в одиночестве не доставляло ему удовольствия, да и где они теперь, домашние вина… Попробовал завлечь в ловушку секретаршу, пригласил ее в дорогой ресторан, но когда потом повел ее к себе на мансарду, девушка сразу смекнула что к чему — и ходу: ей, видите ли, надо торопиться домой, в другой раз… А как в ресторан, так ей спешить некуда, вертихвостка этакая!