Провинциальная хроника начала осени

– Правильно. Потому что люди изначально разделены на тех, кто властвует, и на тех, кто подчиняется. А демократия предлагает нечто неприемлемое: человека, рожденного для того, чтобы властвовать, вдруг опутывают по рукам и ногам дурацкими установлениями, мешающими ему проявить свои качества государственного деятеля. Что мы и наблюдали во времена царствования Тезея. То, что он надел железную узду на царедворцев и сановников, заслуживает восхищения и понимания – так и следует поступать сильному правителю. Но зачем доводить до абсурда? До агоры, где любой шорник или землекоп может держать речь перед скопищем таких же скотов, и к их гаму вынуждены прислушиваться во дворце.

– Вон оно что, – сказал Майон. – Значит, снова деление людей на погонщиков и скотов?

– Между прочим, это заимствовано у матери-природы, – сказал Нестор. – Ничего даже отдаленно напоминающего демократию ты у животных не найдешь. Как и писаных законов, с помощью которых слабый может защититься от сильного. Везде одно и тоже – силой утверждающий свою волю вожак и покорная стая. А мы – не более чем часть природы, следовательно, должны жить по ее обычаям.

– Часть природы, но не ее слепок. Слишком многое отличает нас от животных.

– А жаль, – сказал Нестор. – Этот проклятый человеческий мозг, наделенный способностью протестовать, сомневаться, создавать растлевающие умы миражи…

– Между прочим, кое в чем ты сам себе противоречишь. Та же волчья стая не знает лжи. Ложь выдумали люди – но это, к счастью, не единственное, отличающее нас от животных.

– А что такое ложь? – спросил Нестор. – Существует ли она? Это еще одна интересная тема – о взаимоотношениях правды и лжи. Мы не видим ничего противоестественного в том, что игрушечник продает синих глиняных львов и зеленых лошадок, хотя прекрасно знаем, что не существует синих львов и зеленых лошадок. А сказки не есть ли искажение истины? Разве знание существует в виде какого-то явления, строго подчиняющегося законам природы, как дождь или радуга? Почему бы не предположить, что знание пластично, аморфно и с ним можно обращаться, как с сырой глиной? Это касается и Троянской войны, и всего, что так усердно разоблачал мозгоблуд Архилох. Существовала некая Действительность, но мы превратили ее в некое Знание, вполне приемлемое для умов, превратили точно так же, как превращаем зерно в хлеб, а лен – в полотно. Вот и все. Стоит лишь допустить, что существует закон превращения действительности в знание – и все встанет на свои места, страсти утихнут.

Майон собрался с мыслями – он должен не забывать и о жадно слушавшем мальчишке в дымоходе. В необогащенный жизненным опытом ум могла попасть капля отравы, таившейся в этом ласково журчащем голосе.

– Хорошо, – сказал он. – Я готов пойти на уступку и приравнять изобретенные тобой и тебе подобными законы к законам природы. Но ведь законы природы делятся на полезные человеку и вредные. Дождь помогает земледельцу, ветер вращает мельничные колеса и движет корабли, но землетрясения лишь губят дома и людей, а эпидемии опустошают города. Точно так же ваши законы оставляют повсюду горе и кровь. И если мы не в состоянии победить землетрясение, то придуманные законы победить возможно.

Жаль, что Эант не видел в эту минуту лица Нестора – мальчишке это помогло бы покрепче уяснить некоторые истины. Нестор стал страшен: ничуть не приукрашенный портрет черной и безжалостной души.

– Оказывается, ты даже опаснее, чем я думал, – сказал Нестор тихо и недобро. Но как-никак он был Многомудрым и легко овладел собой, прогнал с лица бешенство, как смахивают пыль с зеркала. – Ты говоришь, ветер и дождь? Но ведь их польза и вред относительны. Благодатный для земледельца дождь приносит неудобства тому, кто разложил на солнце выбеленные холсты. И так далее.

– Вот как? – сказал Майон. – Но жители Трои были не относительны. Они были люди из плоти и крови, жившие в красивом, богатом городе. Теперь там только развалины и запустение. А разве Геракл был относителен? Или безжалостно перебитые кентавры? Ты играешь в слова, как детишки в шарики. Или есть еще один закон – государственная необходимость? Менестей, я думаю, тоже спит и видит, как бы зарезать тебя во имя государственной необходимости, как он ее понимает.

– Это относится скорее к Менестею, – сказал Нестор тихо. – А с ним мы решительно расходимся. Его хватает лишь на то, чтобы жечь библиотеки и преследовать таких, как ты. А мы вовремя поняли, что искусство и науки не следует тупо уничтожать – их следует лишь держать под строжайшим присмотром. В Трое мы не опоздали. Там переняли у хеттов умение шлифовать линзы и мастерить эти штуки для рассматривания неба. Но когда человек начинает разглядывать горы на Луне и следить за движением звезд, у него рождаются опасные для богов мысли.

– Ты и о репутации богов заботишься?