- Значит, вот так, - сказал Майон.
- Да. На днях эпизод с Тезеем и Еленой включат в курс истории. Наука не стоит на месте, и в ее распоряжении оказались новые знания, позволяющие исправить прежние.
- Может быть, Тезею не захочется об этом вспоминать?
- Не думаю, - сказал Гомер. - У него было достаточно много женщин, чтобы грустить о той полудевочке, и слишком много он славных дел совершил, чтобы стыдиться юношеского безрассудства.
- Так, - сказал Майон. - Выходит, Елену похищали дважды. Первый раз это привело к войне Спарты и Афин, второй - к Троянской войне. Почему же нам прожужжали уши о втором похищении и долго молчали о первом? Если самому Тезею было безразлично, знают об этом или нет...
- Ну, это не самый интересный вопрос, - сказал Гомер. - Есть другие. Например: почему Тезей всего лишь год спустя, когда Елену решили выдать замуж, не поехал в Спарту следом за многочисленными претендентами на ее руку? Коли уж он был влюблен? А он, как мы знаем, умел любить по-настоящему... Почему Тезей не участвовал в Троянской войне? Где носит Одиссея все эти годы, если он, как утверждают некоторые, все еще жив?
- При чем здесь Одиссей?
- При том, что во всей этой истории множество темных мест, - сказал Гомер. - И самая темная сторона дела - почему в Троянской войне, согласно официальной историографии, подготовленной в немалой степени и Гераклом, не участвовал ни один из многочисленных Гераклидов? За исключением разбойника и выродка, от которого все отступились... Я ведь и сам интересуюсь Троей, Майон. И я могу прозакладывать голову, что существует какая-то тайна, в немалой степени связанная со смертью Геракла. А может, и со смертью братьев Елены Кастора и Полидевка.
- Я об этом никогда не думал, - сказал Майон.
- А впрочем, нас это и не касается. - Он вновь стал похож на лениво подставившую брюхо солнцу пантеру. - Распутывать нынешние интриги - дело сыщиков, прошлые - дело ученых. У нас другие задачи - слушать, видеть, рассказывать о том, что было... а может, и о том, чего не было... Ты не идешь к Назеру? Тогда - до встречи.
Майон смотрел ему вслед. Вот он ловко обогнул нищих, дравшихся вокруг рассыпанных пирожков, раскланялся с кем-то из знакомых. Скрылся за поворотом. И снова возникло ощущение холодной тени на теплых потрескавшихся камнях.
"Видимо, все дело в том, что мы взрослеем, - подумал Майон. - Мы вступили в пору зрелости, наши деяния и поступки приобретают все большие значения и ответственность, и поневоле нас разносит в стороны, словно случайно встретившиеся в море корабли, и нет уже места былым играм на морском берегу, мальчишеским стремлениям к тому, чтобы все в мире было ясно и просто. Мы учимся сложности. Но почему же нас разносит в стороны? И допустимо ли, ссылаясь на сложность жизни, узаконить некое необходимое соотношение правды и лжи?"
- Учитель, - робко сказали сзади.
Майон сердито обернулся.
- Эант, я много раз просил не называть меня учителем, - сказал он. Мне еще рано чему-то учить, самому следует учиться и учиться...
Но Эант смотрел восторженно, не желая принимать никаких возражений. Долговязый голенастый подросток, очень мало знавший, но стремившийся знать как можно больше, ничего еще не сделавший, но уже сейчас готовившийся свернуть горы.
- А это откуда? - поинтересовался Майон. - Ради такого украшения нужно потрудиться на совесть. (Правый глаз Эанта украшал великолепный синяк, начавший уже лиловеть.)
- А это мы швыряли камнями в "гарпий", - сказал Эант. Никакого сожаления или раскаяния в его голосе не чувствовалось. - Убежать не все успели, они поймали нас с Филоттом и хотели заставить кричать: "Да здравствует Менестей!"
- А вы?
- А мы кричали совсем другое. Потом за нас вступились моряки. Ты недоволен?
- Конечно, - сказал Майон. - Это уже не мальчишеские потасовки, это может плохо кончиться...
- Думаешь, я не понимаю? Учитель, с этой шайкой нельзя иначе! Или я должен поступать не так, как мне подсказывает совесть?
- Нет, - сказал Майон. - Всегда поступай так, как тебе подсказывает совесть. Но здесь другое, Эант. Ты, несомненно, талантлив, и ты не имеешь права ввязываться в драки вроде сегодняшней.
Он замолчал. Он видел глаза мальчишки и знал, что ничего с этим не поделать, не погасить мутной водой затасканных поучений этот огонь.
Майон засмеялся и махнул рукой.
- Ладно, - сказал он. - Не следует ставить кулак выше слова, но и одними лишь словами иногда не обойдешься. Надеюсь, этой дракой твои новости не исчерпываются?
- Нет, - сказал Эант. - Я написал новые стихи. О Геракле. Конечно, ты можешь сказать, что тему я выбрал неудачную, - сейчас все пишут либо о Геракле, либо о Елене Прекрасной...
- Можно взять старую тему и сказать что-то новое, - сказал Майон.
- Кентавр сказал то же самое.
- Какой кентавр?
- Разве ты его не встретил?
- Я пришел домой очень поздно, - сказал Майон и смущенно подумал, что мальчишка догадывается о его маленькой лжи. - А что случилось?
- Вечером к тебе домой приходили двое - кентавр и какой-то микенец. Твой дядя говорит, что этот микенец похож на Геракла.