Провинциальная хроника начала осени

Из-за спины Сигмы возник Эпсилон. Слов не потребовалось - Гилл взглянул, и Эпсилон грустно кивнул в ответ. Кто-то распахнул неприметную калитку, Гилл прыгнул в колесницу, возничий дико заорал, и рыжие хеттские кони с коротко подстриженными гривами понеслись за ворота. Гремели колеса, возничий кричал "хай-хай-ю!", люди шарахались, Гилла швыряло, как попавший в бурю корабль, но он не замечал ни ударов, ни толчков. В голове бессмысленно вертелась старая сказка о дураке Коребе, который надумал как-то пересчитать морские волны, а сам не умел считать до пяти.

Он спрыгнул с еще не остановившейся колесницы и побежал в дом. Сыщик Эпсилон беззвучно несся следом.

Старик лежал на широченном ложе, хотя долгие годы спал один, его лицо было спокойным и строгим, глаза открыты, и белая рукоятка ножа из оленьего рога, торчавшая против сердца, почти сливалась с бельм хитоном и не сразу бросалась в глаза. Гилл наклонился, невольно заглянул в свиток, лежавший под откинутой правой рукой Старика:

"...таким образом, одни продолжают уверять, что Архилох вымышлен, либо в результате незнания всех подробностей жизни Геракла, либо в угоду потрафить вульгарным любителям сенсаций. Другие же, напротив, продолжают считать Архилоха существовавшим в действительности другом и бытописателем Геракла".

Прошлое продолжало убивать. Если бы Старик не признал одного из убитых, Гилл с чистой совестью отправил бы трупы к божедомам, не узнал об Архилохе, не прикоснулся к тайне. Продолжая размышлять над случившимся, Старик мог доискаться до неких истин и потому должен был замолчать. И замолчал.

Не отрывая взгляда от трупа, Гилл слушал доклад сыщика Эпсилона вернее, констатацию факта, что ровным счетом ничего не известно. Никто из многочисленных слуг, чад и домочадцев ничего не видел, ничего не слышал и ничего не знал.

- Но наш опыт показывает, что так не бывает, - сказал Эпсилон, понижая голос из-за подглядывающих в дверь слуг. - Наши сыщики не проглядели бы пытающегося проникнуть в дом постороннего. Сообщник был в доме. И он вовлечен в убийство второпях, на скорую руку - будь он более надежен, ему поручили бы подбросить яд. Но они торопились, надо полагать.

- Все правильно, - сказал Гилл. - Мы поднатужимся и разоблачим повара или привратника - последнюю спицу в колесе, но нам-то нужен тот, кто за всем этим стоит.

- А ты уверен, что тот доступен? - спросил Эпсилон.

- Но ты же не думаешь, что нам противостоят лемуры или боги?

- Конечно нет, - сказал Эпсилон. - Хотя бы потому, что бесплотная рука лемура не способна держать нож. Да и появляются лемуры только ночью. А боги не делают ошибок. Они вообще не дали бы Старику встретиться с тобой. Это люди, Гилл. И все же...

- В Аттике нет человека, который не был бы доступен закону и нам, сказал Гилл. - От меня и от вас никто еще не уходил. Охранявших дом сыщиков взысканиям не подвергать - они не виноваты, виноват один я, а я привык платить свои долги. Оставайся здесь и ищи сообщника.

Он ушел, и снова было бешеное мелькание домов, лиц, взвивающихся на дыбы лошадей, выезжавших из боковых улиц упряжек, возничий нахлестывал лошадей вожжами с медными шипами и орал не переставая, почувствовав, как нужны сейчас Гиллу этот крик и заполошная езда квадриги, не дающие возможности сосредоточиться, избавляющие от тягостной необходимости думать.

Гилл сбежал вниз по узким ступеням, караульный откинул засов, и он вошел. Маленькая полукруглая камера с окном в потолке. За столом уныло сидел Пандарей, печально глядя на девственно чистый лист бумаги, а перед ним, скрестив руки на груди, в гордой и неприступной позе возвышался Эвимант. В углу томились два стражника, у которых, сразу видно, отчаянно чесались кулаки. Эвимант увидел Гилла, и его презрительная ухмылка несколько потускнела.

Пандарей скучным голосом затянул:

- За все время допроса подозреваемый ответил на все вопросы непристойными выражениями, разнообразие которых достойно порицания.

Гилл подошел вплотную к стоящему и, не размахиваясь, ударил по презрительной, ухмыляющейся роже. Эвимант отлетел к бугристой стене, сполз на пол. В углу уважительно посапывали стражники. Оживившийся Пандарей схватил стилос и придвинул бумагу.

- Не хотел я этого делать, - сказал Гилл, - но впервые в жизни увидел среди сыщиков предателя. Зачем тебе это понадобилось?

- Потому что вы вместе с Тезеем продали Аттику! - закричал с пола Эвимант, брызгая кровью. - Вы нас продали дорийцам! Лижетесь с этими скотами кентаврами!

- Ну-ка, еще! - поощряюще сказал Гилл.

Эвимант помолчал и завопил:

- Вы нас продали хеттам!

- Это как?

Эвимант помолчал, потом стал изрыгать брань.

- Разреши, я его стукну по хребту? - спросил стражник. - Я как раз выстрогал новую дубину.

Гилл сделал жест, и стражник умолк.

- Разумеется, разговоры о мнимых торговых операциях - чушь собачья, сказал Гилл, привычно заложив руки за спину и прохаживаясь у стола. - Ты сам не можешь вразумительно объяснить, кому и кого мы продавали. Можешь ты объяснить вразумительно, где у тебя свербит?