Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Белое командование, опиравшееся на боевую силу партизанских отрядов, вынуждено было смириться не только с их жестокостью, но и с нежеланием воевать за пределами своей территории. Попытки брать с партизан расписку, что они будут «действовать не только оборонительно, но и наступательно», не имели успеха[828]. Крайне неохотно воюя за пределами ближайших деревень и волостей, партизаны, как правило, особенно резко сопротивлялись их переводу на другие участки фронта. В последнем случае партизанские части начинали быстро распадаться из-за большого числа дезертиров, так как крестьяне опасались, что «чужие» полки сдадут их деревни большевикам[829]. Как с сожалением отмечал генерал В.В. Марушевский: «Они все были готовы драться до последнего человека за свою деревню и не могли по своему разумению встать на более широкую точку зрения, не говорю уже государственных, но хотя бы областных интересов»[830]. Марушевскому вторил врач Б.Ф. Соколов, член последнего состава Северного правительства, близко общавшийся с партизанами: «Напрасно… было бы искать в психологии партизан чувств общегосударственных, общенациональных. Напрасной была бы попытка подвести под их ненависть антибольшевистскую – идейную подкладку. Нет, большевики оскорбили грубо душу… партизан, допустив насилия над их женами и сестрами, разрушив их дома и нарушив их вольные права… Но до России, до всей совокупности российских переживаний им было дела очень мало. Чрезвычайно мало»[831].

Таким образом, хотя широкое участие партизанских отрядов сделало белую борьбу на Севере отчасти народной войной и обеспечило устойчивость архангельского фронта, это была не та война, о которой мечтали белые военные и политики. Крестьяне добровольно выступали против большевиков не из-за пробуждавшегося общенационального самосознания или гражданского чувства, а из-за сохранявшегося традиционализма северной деревни и стремления отомстить обидчикам. Локальные идентичности и региональные привязанности партизан по-прежнему преобладали в сознании крестьян над общенациональными[832]. Это способствовало прочности белой обороны, но также обусловило неудачу любых попыток вывести белые войска в широмасштабное наступление. Поэтому северная партизанская война, выросшая из неподвижности Северного фронта, сделала его еще менее подвижным.

* * *

Антибольшевистские военные и политики и в годы Гражданской войны, и в эмиграции не переставали винить население Севера в равнодушии к судьбе страны и слабой поддержке Белого движения. Крестьяне, рассуждавшие о событиях в стране как о чем-то, происходившем далеко, «там – в России», были лишены, по мнению белого начальства, «идеи здоровой государственности»[833]. Жители северной деревни в большинстве своем не стремились воевать за свержение большевиков в центре страны и были больше озабочены нуждами своей деревни и волости. Тем не менее Гражданская война в Северной области не была лишь делом политических элит. Во многих отношениях она превратилась в народную войну, в которой в той или иной мере участвовала б'oльшая часть населения Архангельской губернии.