Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Газетная заметка или личное заявление нередко были достаточным основанием для вынесения смертного приговора. Допросы самих обвиняемых были поверхностны и порой вообще считались излишними. Как просил уездный представитель губчека, направивший в Архангельск десятерых крестьян – участников Церковнического белого партизанского отряда, «нажмите все силы на них, потому что не показывают то что надо». Со своей стороны, он замечал, что «раз такие преступники, с ними не стоит долго говорить»[969].

В заключение нередко попадали люди, уже отбывшие наказание за сотрудничество с белыми и успевшие увериться в том, что худшее позади. Так, отработав свой срок в лагерях принудительных работ, Чудинов и Мефодиев вскоре после освобождения вновь оказались под арестом. Арестован был и заведующий отделом губпродкоммуны бывший белый судья Н.И. Стратилатов, также уже отбывший наказание. Находясь за решеткой, он возмущенно писал в высшие инстанции, что ни одна власть не может наказывать дважды за одно и то же преступление. Однако его повторный арест закончился расстрелом[970]. Вернувшиеся из Норвегии эвакуированные белые чиновники, заявлявшие о готовности служить стране и власти в качестве специалистов, были схвачены прямо на корабле и вскоре расстреляны по обвинению в «бегстве за границу со штабом генерала Миллера»[971]. И даже те, кто, подобно руководителю Шенкурских партизан Максиму Ракитину, согласился в обмен на обещание жизни и свободы открыто признать борьбу за белых «роковой и горькой ошибкой» и призвать бывшихсторонников последовать своему примеру, не избежали расстрела[972].

Раз попавшего в руки ЧК часто не могли освободить ни сочувственные приговоры сельских обществ, ни ходатайства подчиненных[973]. Даже просьбы руководителей советских учреждений вернуть им ценных технических сотрудников оставались без ответа. В частности, военного топографа Евгения Стапельфельда пытались отспорить друг у друга сразу три советских учреждения – топографический отдел военкома, начальник морских сил Северного моря и начальник гидрографической экспедиции. Тем не менее ценный специалист Стапельфельд был расстрелян ЧК в ноябре 1920 г.[974] Такая же судьба постигла бывшего лесопромышленника Константина Башмакова, одного из организаторов Онежского народного ополчения. Ему не помогло заступничество Архангельского гублескома, с которым Башмаков сотрудничал, содействуя запуску лесозаводов губернии[975]. Несмотря на жалобы советских учреждений на нехватку опытных специалистов, Архангельская ЧК настаивала на более глубокой «чистке» советских органов. В августе 1920 г. председатель комиссии Тимофей Смирнов указывал, что бывшие белые офицеры и чиновники, теперь служащие в советских учреждениях, уже успели между собой связаться, и требовал их немедленного «изъятия»[976]. Среди расстрелянных и первых заключенных советских лагерей наряду с белыми офицерами, партизанами и чиновниками были и обычные крестьяне, обвиненные в распространении «ложных слухов» и «агитации против советской власти»[977].

Волна насилия, накрывшая Архангельскую губернию после падения белой власти, не ослабевала. Весной 1921 г. в связи с восстанием матросов Кронштадта списки расстрелянных стали даже длиннее, а процедура вынесения приговора – проще. Например, только за один день, 15 апреля, тройка Особого отдела охраны северных границ постановила расстрелять списком 105 заключенных в лагере белых офицеров за «неисправимость означенных кровных белогвардейцев» и «агитацию» в связи с кронштадтскими событиями. Как свидетельствуют сохранившиеся протоколы, подобные заседания проходили по нескольку раз в неделю[978]. Судя по сведениям, проникавшим в эмигрантскую прессу, и позднейшим воспоминаниям очевидцев, бывали случаи, когда белыми арестантами до отказа набивали баржи и после топили или расстреливали узников из пулеметов прямо на палубе или на берегу реки[979].

Архангельская ЧК противилась попыткам центра ограничить ее право на расправы. В частности, в январе 1921 г. она отстаивала свое право самостоятельно выносить смертные приговоры, указывая на недавнее пребывание в губернии белого фронта, близость границы и «особенности населения»[980]. Губернская ЧК не подчинялась и контролю местных советских и партийных организаций. Так, Холмогорская уездная парторганизация была возмущена тем, что комендант Холмогорского лагеря Иосиф Бачулис произвольно расстреливал заключенных на лугу у лагеря на глазах у населения и расстрелянных не убирал по трое суток. Хотя Бачулис был отозван из Холмогор, вскоре он уже руководил Петроминским трудовым лагерем[981].