— Да какая, к черту, Сибирь, Лиля! Нет у нее никакой тетки в Сибири, я же знаю! Зачем ты ее отпустила?!
— А что мне, силой держать? Между прочим, она совершеннолетняя, куда хочет, туда и едет! Ей восемнадцать недавно исполнилось!
— Да что с того, что восемнадцать! Она еще ребенок совсем! Господи, что ты наделала, Лиля!
Пройдя мимо нее, Сергей принялся ходить по квартире, с шумом распахивая двери и заглядывая во все комнаты. В ванную заглянул, в туалет. Лиля шла за ним по пятам, беспомощно расставив ладони в стороны, приговаривала сердито:
— Да успокойся, наконец…
— Как ты могла, Лиля? — резко развернулся он к ней. — Как ты могла ее отпустить? Она же ребенок совсем…
— Да что ты заладил — ребенок, ребенок! Хорош ребенок — с месячным ребенком на руках!
— С трехмесячным. Ее ребенку уже три месяца, понимаешь это или нет?! — крикнул он почти истерически, не помня себя. Лиля отступила на шаг, испуганно пожала плечами:
— Хм… А это что-то меняет? Какая разница, сколько ему месяцев…
— Большая. А для меня — так просто огромная. Это не разница, это для меня пропасть… Это же катастрофа, ты что…
— Сереж, я не понимаю, о чем ты! Какая пропасть, объясни! Тем более — катастрофа!
— Да ладно… Не буду ничего объяснять. Что бы ни сказал, мне легче не станет. Да и тебе тоже…
Он с размаху сел на диван, обхватил голову руками, закачался медленно из стороны в сторону. Потом поднял виноватые горестные глаза, произнес тихо:
— Прости, Лиль… Прости, что накричал. Но она хоть сказала, в какое место едет? Что-нибудь поконкретнее?
— Нет, Сереж. Сказала — в Сибирь, и все.
— Но у нее ведь даже денег нет. Как она поехала?
— Так я ей дала.
— Зачем?!
— Как это — зачем? А что, не надо было? Если человек просит?
— Лиля, Лиля… Ну зачем, о господи!
Он снова опустил руки в ладони, замер на секунду. Потом глянул на нее с надеждой:
— Так, может, Надя просто к себе в поселок уехала?
— Нет, вряд ли, Сереж. Если бы туда, она бы такси до автовокзала заказала, туда же ни поезда, ни электрички не ходят. А я слышала, как машину до вокзала просила…
— И где мне ее искать, как думаешь?
— А зачем? Ты сделал все, что мог. Хотел помочь, она решила по-своему. Это было ее решение, ее выбор. И ты знаешь, я где-то ее понимаю. Я бы тоже…
— Да какой выбор, к чертовой матери! Одна, с ребенком! Сибирь какая-то! Нет у нее там никого, я же знаю!
Он подскочил, принялся бегать по комнате от окна к двери, по пути сшиб со стола хрустальную вазу, и та с глухим стуком свалилась на ковер. Не разбилась, лишь подкатилась к Лилиным ногам. Наклонившись, женщина подняла вазу, шагнула к столу, поставила на салфетку, аккуратно расправила ее белые кружевные концы. Потуже подтянув пояс халатика, она резко развернулась к Сергею, заговорила вдруг жестко:
— Послушай меня внимательно, Сереж! Сядь и послушай. Да сядь ты, говорю!
Он послушно опустился на диван, зажал ладони меж коленями, начал раскачиваться корпусом взад-вперед. Она села рядом, положила руку ему на плечо.
— Скажи, разве я плохая жена?
— Да о чем ты сейчас?
— Да все о том же. Я тебе хорошая жена, очень тебя люблю, во всем слушаюсь. Мы ведем общее дело, живем душа в душу, с полуслова, с полувзгляда понимаем друг друга. Я без единого звука согласилась принять твоего ребенка, стараюсь его полюбить… В конце концов, ты в моей квартире живешь, Сережа! И я никогда, ты слышишь, никогда больше не скажу тебе ничего подобного, ни полсловом ни в чем не упрекну, но уж и ты, будь добр, считайся со мной! И прекрати эту дурацкую истерику, ради бога. Все, хватит! Как жили, так и будем жить. Хорошо?
Он ничего не ответил. Сидел, раскачивался, будто и не слышал сказанного. Лиля подождала немного, всхлипнула, обхватила его голову руками, с силой притянула к себе:
— Ну Сереж… Ну прости, прости меня, дуру… Конечно, не должна была ее отпускать. Но ведь случилось уже, назад ничего не воротишь… Ну прости, прости меня!
И Лиля заплакала, мелко подрагивая плечами. Он высвободился из ее рук, поморщился досадливо. Слепо глядя в пространство перед собой, произнес тихо:
— Где я теперь буду ее искать, ума не приложу…
— …Через пятнадцать минут Заречье будет, тебе выходить, милая… — сунулось в купе толстощекое лицо проводницы. — Собирайся пока потихоньку…
— Да, спасибо, я готова, — вежливо улыбнулась Надя.
— А малышка-то, смотри, спокойная какая, за всю дорогу ни разу не пикнула… Ты к кому едешь-то? — присела проводница на край скамьи.
— Не знаю. Вернее, знаю, конечно. Меня встретить должны…
— Странная ты какая-то. От мужа убегаешь, что ль?
— Да ни от кого не убегаю.
— А эта расфуфыра, что тебя провожала, она тебе кто?
— Никто. Просто знакомая.
— А… Ну ладно. Не хочешь говорить, и не надо. Мне-то что. Вас, молодых, теперь и не разберешь…
Поезд замедлял ход, мелькали за окном придорожные кособокие строения, крыши в снегу, заборы-палисадники с голыми чахлыми деревцами. Она торопливо завернула Веронику в одеяльце, вытянула из багажного отсека чемодан, глянула в окно. Пробежала перед глазами вывеска: черные буквы на белом поле — Заречье. Поезд остановился со скрежетом — пора выходить…