И тот, и другой вариант был нам на руку. Формально закон мы не преступали: номер не был опечатан. Если бы нас здесь застукали, я бы с наивной улыбкой сказала, что хотела посмотреть пустующий номер, чтобы впоследствии в него переселиться. Что бы обо мне подумали — вопрос второстепенный. Скорей всего, что у меня не все в порядке с головой. Но как говорится, легкая придурковатость делает человека практически неуязвимым. Да бог с ним, с общественным мнением.
Но Степа решила не рисковать и перед тем, как вставить ключ в замочную скважину, с минуту прислушивалась, не поднимается ли кто по лестнице и не слышны ли голоса из-за соседних дверей.
Права была покойница, когда говорила, что Жак Матье сэкономил на замках, закупив оптом десятка два одинаковых. Наш ключ подошел и к этой двери. Мы словно воровки на цыпочках быстро протиснулись в номер и тихо закрыли за собой дверь.
Номер Ирины Аркадьевны был точь-в-точь, как и номер Ольги: та же мебель, такие же шторы, одинаковые камины. Различие состояло в том, что каминная полка в номере Ольги была заставлена большим количеством фарфоровых статуэток и рамочек с фотографиями — ее и мужа. Видимо, Ирина Аркадьевна ничего подобного не любила. Зато комод, на котором стоял телевизор, был набит коробками с дисками. Мать Ольги занеимением русских каналов коротала время за просмотром советских фильмов, предпочитая детективы и комедийные мелодрамы.
Я покрутила в руках пластиковую коробочку с диском. Степа пожала плечами:
— Я тоже могу «Место встречи» смотреть с любого момента. А Рязановские фильмы просто обожаю.
— Да? Где-то я читала, что вот таких людей, как Ирина Аркадьевна, больше волнуют экранные страсти, и им дела нет до близких людей. Про тебя этого не скажешь. Зато Ирина Аркадьевна, без сомнения, не одну слезу уронила, просматривая в сто первый раз фильм «Москва слезам не верит», но при этом страдания дочери ее мало трогали. Я это поняла, когда с ней разговаривала. В ее словах было столько желчи и неуважения к Ольге, что мне стало страшно. Можешь представить, что испытывает маленький человечек, которого берут из детского приюта в дом, где вместо любви и ласки его ждут полное равнодушие и унижение? Странно, что Ольга не озлобилась, а стала нормальным человеком, добрым и отзывчивым.
— А еще наивным и беззащитным, — добавила Степа.
— Да, это ее и сгубило. Всё, довольно болтовни. Что мы можем здесь найти? — задумалась я и заглянула в еще один ящик под телевизором. Не знаю, что я там надеялась отыскать. Возможно, письма, открытки или дневник. На дне ящика лежали, опять-таки, диски с кинофильмами. — Киноманка, — в сердцах пробормотала я. — У тебя что-нибудь есть?
— Даже не знаю.
Я повернулась, чтобы посмотреть на Степу. Она вертела в руках блокнот.
— Сюда она заносила свои расходы и доходы.
— Доходы? — переспросила я. — Какие доходы могли быть у Ирины Аркадьевны?
— Смотри, каждый месяц, первого числа, она получала от Ольги триста евро.
— Ты думаешь, Ольга давала ей деньги на булавки?
— Триста евро вполне приличная сумма для человека, который живет на всем готовом. Полгода назад было сто евро, но со смертью мужа Ольга увеличила сумму на двести евро. По-моему, это понятно.
— Но тут, в графе «+«есть еще цифры, и они весьма скромные, — заглянула я в блокнот.
— Могу предположить, что ей кто-то пересылал пенсию, — догадалась Степа. — Если перевести наши деньги в евро, весьма на то похоже. Давай теперь разберемся с тратами. Маникюр, парикмахер… А кто такой Фаворит? Кличка лошади?
— Ирина Александровна посещала скачки?
— А почему нет? Ольга же играла в казино!
— Ну не знаю… — протянула я. — Хотя, все возможно. Тем более что тратиться Ирина Аркадьевна на Фаворита стала уже после того, как Ольга подняла ей пособие. Да и траты имели разовый характер. Пятьсот евро для Ирины Аркадьевны — сумма значительная. Видимо, обожглась бабушка один раз и прекратила посещать злачное место. Надо бы проверить эту версию.
— Марина, про лошадь я просто так сказала, — Степа смотрела на меня с удивлением. — Какое это имеет отношение к смерти Ирины Аркадьевны? Смотри на дату, на Фаворита Ирина Аркадьевна потратилась два месяца назад. Извини, но выяснять, где проходят скачки, я не буду.
Наверное, Степа была права — у каждого есть свои слабости.
— Что-нибудь еще есть? Лекарства ты нашла? Где лежали те таблетки, о которых ты рассказывала?