Провинциальный человек

А может, рассказать завтра о Николае Ловыгине, передовом трактористе из нашего колхоза «Россия»... С чего же началась его большая судьба? Наверно, с семьи. Да, вся семья Ловыгиных — знатные колхозники: и дед, Григорий Ловыгин, и мать, Зоя Григорьевна. Кажется, еще вчера только я просиживал целые вечера у Зои Григорьевны. Она, помнится, все раскидывала своим пытливым умом, как воспитывать у наших — молодых да безусых — любовь и уважение к земле. А потом, поближе к ночному часу, мы доставали Колины письма и читали их вслух. И я увлекался вместе с матерью, переживал и страдал над Колиной чуткой строкой. Служил Николай Ловыгин в армии и служил в Москве. И в этом чудесном городе тосковал о родном Утятском. Тосковал по колхозу... Вот они, его письма. Самое интересное я переписал в свой блокнот: «Здравствуйте, мои родные, служба моя идет хорошо. Сегодня выходной день, ездили в Третьяковскую галерею, там мы пробыли около трех часов, и мне все понравилось. Много картин о природе, и я вспомнил наши березы, и все во мне встрепенулось. Быстрее, быстрее бы в отпуск!.. Как идут дела в нашей второй бригаде, сколько накосили сена, какой урожай? Я очень скучаю...» В другом письме пишет о своих друзьях, о московских встречах и опять, что скучает: «В Москве прошли метели, намело много снега. Да какой это снег, вот у нас наметет, так не пройти, не проехать. И снег здесь серый, а у нас белый. Обещают отпуск...»

А вот еще одно письмо от Коли отыскал я в своем блокноте-книжке. Это письмо уже после отпуска, после дороги: «Я рад, что повидался, особенно рад, что дела в бригаде хорошие. Как твое, мама, здоровье? Как здоровье Оли?..» В этом письме он еще много раз спрашивает о девочке Оле. И эти вопросы совсем не случайны. Когда приезжал домой, то эту Олю он вытащил из колодца. Малышка заигралась, ступила на крышку сруба и провалилась. Рядом находился солдат Ловыгин. Он и бросился за девочкой в ледяную воду. Бросился, рискуя собой, но спас ребенка.

А вот письмо из воинской части от командира: «Уважаемая Зоя Григорьевна! Рады сообщить Вам, что Ваш сын Николай Васильевич, проходя действительную военную службу, завоевал звание «Отличник Советской Армии...»

А потом самый радостный день — солдат приходит из армии. Как его ждут все матери, считают дни и часы. Ждала и Зоя Григорьевна. И вот, наконец, дождалась. И я тоже иду к нему повстречаться, поговорить. Иду и волнуюсь. Потому что Николай — гордость моего родного села, гордость колхоза. И мне хочется, давно уже хочется узнать побольше о нем, записать его жизнь — его славную биографию. Еще нет тридцати, а уже знатный тракторист, механизатор широкого профиля, уже не раз в сельской школе звучал его призыв: «Ребята, оставайтесь в колхозе, на родине, здесь — ваш дом и ваша судьба».

Легко сказать — узнать человека! А ведь его уже два года не было с нами, а бывает, что один день так изменяет, переворачивает, что потом и десяти лет не хватит, чтобы заделать пробоину, залечить... Но Николай — все такой же. Такой же голос, такой же взгляд и лицо. Да и мысли его, вопросы не изменились. Он опять расспрашивает меня о колхозе: «Ведь два года не был, наверное, полно новостей?» Потом достает свежий номер областной газеты: «Про нас пишут! Гремим!..» И я прошу его показать свои трудовые награды. И он подчиняется, медленно, как будто бы нехотя, достает чемодан. Не думал, что их так много. Бережно перебираю Почетные грамоты и дипломы Почета. Как-то к нему обратились из Утятского сельского музея с хорошей просьбой — поместить все эти документы на колхозной Доске славы. Эта просьба была, правда, до армии. Может, теперь Николай передумал. Я спрашиваю об этом.

— Что вы? Не надо меня выделять. Пусть возьмут лучше у мамы. Она — знатная доярка, а во время войны работала санитаркой в воинских эшелонах, у ней много наград. Очень много!..

А я улыбаюсь: мать и сын, а рядом — дедушка, старейший колхозник. В этой семье, как в хорошей книге, каждая страничка наполнена большим смыслом... А потом Николай подзывает меня к окну: низко над самым селом, над полями летят дикие гуси. Они летят медленно, нехотя, точно бы не летят даже — тихо плывут... Им не хочется покидать наши поля и озера. Не хочется...