Провинциалы

Сойдя с трапа, мужчина был еще немного пьян, но уже мог рассуждать здраво. С первых секунд он ощутил на себе индийское пекло и невообразимую влажность, которые царили здесь в апреле, предвещая сезон дождей. Илье казалось, что он зашел в турецкую баню. Его тело покрылось испариной и потом, а тяжесть от зноя усиливалась медленно приходящим похмельем. А уже через мгновение он заметил снующих работников аэропорта — маленьких индийцев, которые ходили туда-сюда, издавая несвязные звуки, из которых Илья не смог вычленить ни единого слова. Он сразу почувствовал тайную неприязнь к этим людям только потому, что они были частью чего-то чужого и непонятного. К тому же они сильно напоминали ему строителей-нелегалов из Средней Азии, а к ним Илья всегда относился с легким презрением, с которым относится белый человек ко всему отличному от него самого. Словно более светлый оттенок кожи давал ему право быть в господствующей роли перед всеми, чья кожа была темнее его собственной.

А жара давила все сильнее и сильнее. Вскоре Илья мог думать только о том, как поскорее добраться до кондиционера, но ему пришлось задержаться на паспортном контроле. Общаться с иностранцами Устинов мог только жестами, поскольку не знал даже английского, а, к его удивлению и возмущению, персонал, который каждый день принимает туристов из России, не удосужился выучить даже элементарных фраз.

Добравшись до отеля, Илья сразу лег спать, а, проснувшись утром и окончательно протрезвев, наконец осознал, что находится на другом конце света, в совершенно неизвестном месте, с другой культурой и мировоззрением, которое казалось ему немного диким и нецивилизованным. Впервые в жизни Илья ощутил легкость, которую испытывает человек среди тех, кто ничего не знает о нем и его прошлом, никогда не сможет рассказать его друзьям, родным и знакомым, чем он здесь занимался, и не выдаст даже самой грязной его тайны, которая будет навечно похоронена на побережье Аравийского моря или будет вскоре смыта им и унесена в бесконечный Индийский океан. Именно в этот момент Устинов почувствовал приятное ощущение безнаказанности. Барьер и без того невысоких моральных устоев был пробит, и все потаенные желания хлынули наружу, словно шампанское из бутылки, открытой во время праздника.

Остаток первого дня Устинов провел в баре у отеля, где смело дегустировал все напитки, которые готов был предложить ему Гоа, прослывший у себя на родине штатом разврата. Лагер, ром, фени. Глотка Устинова принимала все, что приносил ему официант. Потом Илья съел огромный стейк из говядины — с ухмылкой, поскольку считал, что это возмутит окружающих его индийцев, и снова принялся за троицу — лагер, ром, фени. К полуночи Илья был так пьян, что с трудом мог сидеть на стуле. Пить он больше не мог, но и заканчивать вечер еще не хотел, поэтому подозвал к себе официанта и громко спросил его, немало смутив посетителей и персонал: «Где здесь потанцевать можно?» Официант смотрел на него в недоумении. «Данс! Данс!» — пояснил ему Илья. Молодой человек закивал и предложил ему спуститься вниз по улице к бару, где каждый вечер выступали местные группы, но, поскольку говорил официант на английском, Илья так ничего и не понял. Наконец он жестом пригласил парня нагнуться к нему и спросил уже вполголоса: «А с проститутками у вас тут как? Понимаешь? Прос-ти-тут-ки!» — и принялся жестами объяснять все свои грязные намерения. Официант сделал вид, что не понял смысла его вопроса, и ждал, когда Илья от него отвяжется. Через час Устинов спал в своем номере, так и не добравшись до моря.

Уже следующим утром Илья неспешно шел к побережью, брезгливо оглядывая утренние пейзажи Кандолима. Настроение было скверным. Голова болела, жара казалась невыносимой, а рыжая пыль липла к потным ногам, натирая ему между пальцев. Добравшись до пляжа, он заказал в шеке две бутылки лагера и разложил тучное тело на лежаке. Аравийское море манило спокойствием и прохладой, обещая избавление от зноя. Волны бежали друг за другом, закручиваясь у самого берега и создавая причудливые гребни. Прикончив лагер, Илья скинул с себя одежду, подставив под беспощадное солнце белую, как снег, кожу, и медленно двинул к морю. Окунувшись в мутную воду, Илья почувствовал облегчение. Раскинул руки, погрузился по шею и не спеша поплыл вперед, но вскоре почувствовал одышку и поспешил вернуться на берег. Выпив еще бутылку лагера, Устинов улегся на лежак, где вскоре заснул.