После столь неожиданно быстрого признания его журналистских способностей Красавину вновь пришлось вспомнить и былое умение – первый секретарь крайкома комсомола стал давать ему на прочтение сочиняемые помощниками доклады и выступления и, в отличие от предыдущего шефа, огульно, на веру ничего не принимал и не отвергал, а приглашал Виктора (как правило, после рабочего дня) в свой просторный кабинет, где с ним дискутировал, советовался, искал более точные выражения.
Эти поздние посиделки уже на третий месяц работы сделали Красавина членом редакционной коллегии, обеспечили свободный график, независимость от должностных притязаний ответственного секретаря и заместителя редактора и вынужденное примирение со сложившейся ситуацией все так же продолжавшего относиться к нему настороженно Сергея Белоглазова.
В редакции он ни с кем близко не сошелся, но довольно скоро разобрался, кто есть кто. Редактор был хорошим журналистом, любил писать собственные материалы, над которыми работал подолгу и со вкусом в свободное от заседаний, совещаний, встреч (на которых был обязан бывать) время, но слабым администратором; поэтому практически руководил редакционной жизнью ответственный секретарь Вениамин Кривошейко, уже заматеревший и явно пересидевший на этом месте и, очевидно, оттого ежевечерне, за пределами рабочего времени, принимавший в своем кабинете в одиночестве тонизирующие сто граммов, после чего становился добрым и сентиментальным для тех, кто в это время еще оставался в редакции. В остальное же время он нещадно, невзирая на должности, гонял всех, кроме Сергея Кантарова, Галины Селиверстовой и, естественно, заместителя редактора Евгения Кузьменко, длинного и тонкого, как жердь, эрудита, знатока современной литературы, заядлого шахматиста, любителя долгих философских бесед, отчего времени на исполнение собственных обязанностей ему, как правило, не хватало.
Габаритная семейная пара Кантаров – Селиверстова была в редакции на особицу благодаря таланту Кантарова (он писал остро, увлекательно и был бесспорным пером номер один) и интригам Селиверстовой – матроны женской половины редакции. После публикации первого материала нового заведующего отделом именно она, заглянув в кабинет Красавина, первой высказала свое восторженное мнение и сообщила, что так же считает и Кантаров, а вот редактору и ответственному секретарю статья не понравилась.
– А заместителю? – поинтересовался Виктор, уже оценивший хороший вкус Кузьменко.
– Женечка у нас вне игры, – двусмысленно произнесла она, многозначительно улыбаясь. – А если сказать точнее, он, конечно, в игре…
Но в шахматной… И он никому не мешает…
И замолчала, давая возможность Виктору понять подтекст и без стеснения его разглядывая, словно выставленный на обозрение музейный экспонат или некую невидаль…
Красавин тоже молчал, так же откровенно разглядывая круглое лицо Селиверстовой, на котором выделялись большие глаза и ямочки на пухлых щеках, несколько смягчающие неприятную цепкость взгляда этих темных глаз.
– Скажи честно, тебе нравится наша газета? – неожиданно спросила она.
Он помедлил, прикидывая, стоит ли действительно быть честным, потом молча кивнул. За это время у него была возможность и оценить, что они делают, и сравнить с другими молодежными изданиями.
– Белоглазов – способный журналист, тут не поспоришь, Сергей его ценит… Но как руководитель он слишком добренький… Кривошейко – пересидевший ветеран, если не уйдет в ближайшее время куда-нибудь, скоро сопьется. Женечка Кузьменко – просто замечательный человек, эрудированный, грамотный, интересный собеседник, хороший корректор, но не больше. Я думаю, ты уже понял, что мозговой центр в редакции – Сергей… И он знает, как сделать газету лучше… Как перестроить работу в редакции… – Селиверстова выдержала паузу, давая ему возможность либо согласиться, либо возразить.
Он молчал.
– Между прочим, мы сначала думали, что ты чей-нибудь родственник, протеже, который писать не умеет. Извини, – ее лицо выражало искреннее дружелюбие. – Теперь вас с Сергеем двое, способных сделать настоящую газету… Белоглазова не сегодня-завтра отправят на повышение, он уже положенный срок отсидел, да и Кривошейко собирается в партийную газету, там в секретариате скоро вакансия будет. Мы опасаемся, что нам какого-нибудь комсомольского кретина посадят. Пусть уж лучше Женя Кузьменко будет… У тебя есть связи в крайкоме, и к первому ты вхож… – продемонстрировала она свою осведомленность.
– А почему Кантаров сам не сходит в крайком? – не отвечая, спросил он. – Если он видит, как сделать лучше…
– У него нет мохнатой руки, – усмехнулась Селиверстова. – К тому же он не член партии и его публикации начальству не нравятся… Так я передам Сергею, что ты не против разговора?..
Окинула пронзительным взглядом, ожидая ответа.
– Отчего же не поговорить, – бодро отозвался Красавин, стряхивая этот взгляд. – Я на месте, пусть время выберет, поговорим…