Провинциалы. Книга 4. Неестественный отбор

Оказывается, он уже был внесен в список на аудиенцию с президентом России, но прежде его попросили зайти к начальнику аналитического управления Пабловскому. Тот оказался энергичным брюнетом лет тридцати пяти, с озабоченным выражением лица, но с манерами опытного ловеласа. Пабловский приказал секретарше принести кофе, сославшись на то, что сам не успел позавтракать (что говорить о Красавине, который с самолета сразу по кабинетам), и настойчиво рекомендовал тому слоеные булочки, действительно оказавшиеся довольно вкусными, но сам, сделав пару глотков, чашку отставил и стал говорить, что давно отслеживает ситуацию на Северном Кавказе и непосредственно в крае.

– У вас, дорогой Виктор Иванович, форпост. Это мы хорошо понимаем. Сепаратисты зашевелились, постараются воспользоваться нынешней неопределенной ситуацией. Но если Прибалтика, по сути, никогда и не была равной среди равных, там все эти годы на Запад ориентировались, то Северный Кавказ – это российская территория, и уступать ее мы никому не собираемся. А у вас в крае по всем границам автономные республики. И все хотят быть самостоятельными, думают, что Россия их объедает… Карачаевцы свою республику создать хотят, чеченцы – свою…

Как там… ощущается межнациональное напряжение?

– Пока не замечал, – помедлив, отозвался Красавин. – На границах, если верить слухам, стычки случаются, но я последнее время туда не выезжал…

– Понятно, не ваше дело, – закивал Пабловский, – вы и так главное сделали: ваш крайком уже не поднимется… Я, собственно, об этом и хотел поговорить. Нам сейчас очень важно, чтобы народ понял: коммунисты не способны вывести страну из тупика, в который завели.

И чем дольше они будут у власти, тем опаснее. Я читал ваши статьи, вы замечательный публицист, у вас здравые и очень уместные выводы, я думаю, в ближайшее время мы добьемся запрета компартии, но это де-юре, а де-факто надо, чтобы коммунисты потеряли доверие на местах… Вы же были членом партии?

– Да.

– Давно вышли?

– Сдал билет вместе с редакционным удостоверением.

– То есть одним из первых. Это хорошо… – Пабловский подумал.

– Не стесняйтесь почаще об этом говорить… Проведите несколько митингов против коммунистов. Развенчивайте их обещания. Работайте с репрессированными, их семьями. У вас ведь там казаков немало, а им есть за что большевиков-коммунистов не любить…

– С казаками мы уже разговариваем.

– Вот и замечательно. – Пабловский поднялся. – У вас сегодня аудиенция у Бориса Николаевича, он вам сам скажет, но я все же предварю: он видит вас руководителем края…

Красавин даже опешил от услышанного. Глядя на улыбающегося Пабловского, пожимая протянутую им маленькую, но крепкую руку, все пытался осмыслить эти слова, но так и не нашел, что сказать, кроме неуверенного и неуместного:

– Спасибо.

Шел по длинному коридору и отмахивался от назойливой мысли, пытаясь вернуться в состояние делового равновесия, при котором эмоции уступали логике. Но не получалось. Быть губернатором он никогда не помышлял. Нельзя сказать, чтобы он вовсе был лишен честолюбия и не строил карьеристских планов, но такие планы, как правило, являлись следствием долгой работы, постепенного набора знаний и опыта. Будучи заместителем редактора он рассчитывал, что станет редактором, и даже для будущей должности откладывал ряд идей по организации работы в редакции, изменению модуля газеты, понимая, что лучше будет, если начнет их реализовывать не Кучерлаев с его подачи, а он сам, когда займет его место. Редакторское кресло было вершиной в предполагаемой им собственной карьере, заняв которое можно было работать до конца положенного срока, став постоянным членом всяческих президиумов, даже членом бюро крайкома партии, получить парочку государственных наград, приуроченных к круглым жизненным датам, спокойно досидеть до почетной пенсии, а выйдя на заслуженный отдых, наставлять молодых на истинный путь.

Подобная перспектива неотвратимо должна была реализоваться, если бы все осталось без перемен. Но именно эти перемены, с одной стороны, помогли ему сделать стремительный карьерный рывок, когда потребовалось острое слово и правдивый анализ и он стал заместителем редактора, с другой, чуть позже, когда и слово, и свобода показались излишними, сломали уже, казалось, навечно прочерченные траектории жизненных судеб. Выбитый из обоймы резерва крайкома партии, утративший даже иллюзорную надежду на возвращение в газету, он перестал задумываться о своем будущем, концентрируясь на решении сиюминутных задач. Сначала это были поиски работы, пока он не выстроил отношения с рядом центральных изданий и не стал получать позволяющие вполне сносно жить гонорары за критические статьи о состоянии дел в крае. К тому же была пусть не очень большая, но стабильная зарплата Анны. Когда движение набрало силу, появились спонсоры, прежде всего кооператоры, из этих денег, по решению тройки, Красавин и получал теперь заработную плату в размере своего предыдущего оклада заместителя редактора.

Вперед он не заглядывал, слишком динамичным было время, глупо строить какие-то далекие планы.