Проводки оборвались, ну и что

Рядом на Гертрудинской, в сторону железной дороги редакция «Орбиты», чуть дальше живет Гунтис Берелис, прозаик, очень хороший. У него есть рассказ, в котором он – лирический герой – работает в театре в должности Годо: потому что Годо находится в зале на каждом спектакле о нем, вот так. Сидит, не встает, на сцену не выходит, не делает жестов, которые могли бы раскрыть его роль. Но всякий раз в зале.

Пустой дом № 27b, возле «Болдерая». Семь лет назад был просто № 27: что ли, собственность расчленили. Двухэтажной частью выходит на улицу, во дворе четырехэтажное, примыкающее строение. Двор – невысокий колодец, есть даже дерево. Направо от входа раскрытый дровяной подвал, оттуда на полдвора тянет сыростью. Рядом подъезд, все открыто, можно зайти. Дом пуст, все выехали, недавно: естественное запустение еще не произошло, а оставленные вещи вполне чисты. Никто не обосновался, следов ночлегов не видно. Но, судя по бутылкам, иногда сюда заходят. Пара шприцев. В квартирах оставлено всякое. В одной комнате на столе записная книжка на русском, старая – номера телефонов шестизначные: городские, стационарные. Листать не стал, могли попасться знакомые, нехорошо. Рядом карта московского метро, почему-то на английском, все почему-то строчными: moscow metro named after v.i.lenin. Карта не очень старая, уже есть перемычка между голубой и зеленой за кольцом. «Выхино» – уже «Выхино», а не «Ждановская», переименовали в 1989-м. Остались «Проспект Маркса» и «Пл. Свердлова». Нет «Китай-города», еще «Площадь Ногина», а ее переименовали в 90-м. «Маркса» и «Свердлова» тогда же, так что год карты выяснен. «Дмитровская» и «Тимирязевская» и линия до «Отрадного» помечены как строящиеся. Неизбежные ulitsa, bulvar, vdnkh.

Квартиры разные; мебель вывезена не вся, кое-где шкафы, столы, полки. Зеркала не побиты, на столах чашки и мелкая посуда. В одной квартире на веревке сохнет белье, то ли забыли при выезде, то ли все же здесь кто-то обитает. Но с виду одежда не бомжовая, да и стирать негде: воды нет, все отключено. На дверях квартиры 12 прикрепленная изолентой записка, на латышском: «Пожалуйста, стучите. Звонок не работает». Следы небольшого, во всяком случае – быстро затушенного пожара на чердаке.

В другой квартире лежало письмо. Вполне чистая комната и более-менее целый диван, подушки, рядом стол, на нем два листка бумаги. Письмо. Бумага пожелтевшая, старая, но дата – вчерашняя: 2 сентября 2013-го (я зашел 3-го). На латышском: «Прости, что я тебя не дождалась. Может, ты обиделся, что я не поздравила тебя с именинами? Но, как ни смешно, я так и не знаю, как тебя зовут». «Именины» – не архаизм, в Латвии Vārda diena обиходнее дня рождения. Имя-то все знают, а у кого день сегодня – пишут в газетах, сверху, возле даты. И в календарях, и на сайтах. Не вполне понятно, что такое все это – письмо, день и прочее, но что-то же произошло. Где-то эти люди живут, оба – если у письма в самом деле был адресат. Бумага с виду старая, потому что листки лежали на столе, а штор нет и за лето выцвели – но когда жильцов расселили?

Это ничего не значит, просто была такая история. Разные пространства в одном доме, не по своей воле соседние. Что происходило в момент встречи слоев? Ну, здоровались на лестнице. Вместе не сходились, ехали одновременно на времени. Теперь во двор не попасть, ворота заколочены.

Что связывает Гайдна и кафе «Гайлитис»? Упомянуты тут рядом, например. Между Наполеоном и улицей Админю? Наполеон, предместье сожгли, возникла Админю. Мормонами и пятидесятниками? Домом 27b и меткой № 6645? Да, они в одном квартале. Берелисом и стекольным заводом? Почему нет? Как это происходит? То есть происходит-то постоянно, но почему автоматизм сбился и стали заметны все эти люди, разное время, названия, языки? Ладно, почему-то, но как технически сделан перескок из слоя в слой? Вопрос не в том, почему переключается, мало ли – по ассоциации, связке, ссылке, слово за слово, но как именно?

Как устроена граница между ними: там одновременно меры обоих слоев или же промежуточная территория со своей структурой, узкая? Искомый агент-существо делает переход, производя новую связь, ergo – вымазан в соединительной, соединяющей субстанции. Та вроде необязательна, как подпорка в рассуждениях; все должно происходить и без нее. Но в ней есть отчасти художественное, почему-то беззащитное, даже чуть трогательное. Так что пусть субстанция будет, тексты держатся не на словах, а на каком-то своем клее. А если клея нет, то откуда ж возьмется агент письма, ему тогда нечем работать, ничего не соединит.