Читаем Проводки оборвались, ну и что полностью

Просунешься в дырку, а там новая поляна и указатели. Например, общая для всего, что приходит в голову, субстанция: на ней написано СБСТЦ красным по желтому, сама субстанция чуть более желтая и не совсем прозрачная: надо же видеть, к чему прицеплять табличку. В ней сгустками плавает ее базовое вещество, ВЩСТВ, серое в темно-серую крапинку. Ну и ПРСТВ, конечно, – само пространство, куда заходят слои, пусть будет светло-рыжим, в баре примерно такой свет на входе. А 20 г водки – это волна или частица?

Пространство набито слоями, они готовы связываться друг с другом, даже если от них никто не хочет ничего. Пока тарахтят себе по-разному, не обязательно, что громче тот, кто раньше пришел. Свадебные салоны чирикают, китайское бистро пощелкивает, 80-е как звук радиопомех, военный губернатор Эссен чиркает спичкой, зажигая предместье, кафе «Гайлитис» почти молчит, иногда вздрагивая, как холодильник, ненадолго; время, прошедшее с 1812-го, идет по району, шварк-шварк. Слои тарахтят одновременно, их родные время и место уже не важны, они составились в механизм, который ничего пока не делает. Стоят, готовы перемешиваться в общем деле; фурчат на холостом ходу, еще не зацепились для движения. Разница их физических и прочих качеств пропала, теперь они в ПРСТВ и СБСТЦ, состоят из ВЩСТВ. Жужжат и ждут: должен появиться субъект, который начнет с ними что-нибудь делать. Он уже их собрал, но без его предъявления будто и не происходит ничего, а как появится, то предыдущее перестанет быть путеводителем по Авоту и сделается чем-нибудь еще.

Кто, что это за существо, следующее здесь по важности после кота G.? В чем состоит его цель или же прихоть вытаскивать какие-то факты и истории, не имеющие отношения почти ни к чему? Находится ли уже в пространстве, куда все сводится, или еще должен подойти? Никак не появится, а уже бы и мог, просто Годо какой-то. Его присутствие не ощущается, но нет и ощущения отсутствия. Все складывается, чего-то не хватает, он должен объявиться конкретно.


Ну, я снова в баре, пусть заходит. Чуть-чуть неловко за то, как все сделалось всерьез, ожидание и рассуждения. Работает ли еще серьезность, существует ли? Как в библиотеках: каталоги, заказ, ожидание выдачи, курилка. Найдешь что-то существенное, к нему последовательно добирался. Оно направит к следующей серьезности: даже не обнаруженным, а последовательностью действий. Наверное, правда теперь не массивная, она – предположительно – легкая, почти мимолетная. И, разумеется, прогресс закончился с закрытием курилок, чуть раньше – когда возникла мысль их закрыть. Примерно тогда все стало делаться веселее: футболки с принтами, мерчи, мемы, кофе с сиропами. Новые телефоны навязчивее прежних, обновления операционок, ох; все сразу адаптированное. Ах, прежде любое письмо, звонок, взаимодействие – событие, а теперь по ночам телефон булькает, и это пустяки: либо спам в почту, либо ерунда в соцсетях; не отключил notifications. Внешние воздействия обернулись чепухой, тем более – неизвестные внешние воздействия, что вовсе странно. Это не эмоциональные высказывания.

Тогда так: новые или неведомые сущности теперь не предполагают своего признания, обнаружения. И пристроить их не к чему, всего и так хватает, и нет запроса на их поиск. Зато тогда в неведомых пространствах можно блуждать как вздумается, безо всякой цели. Теперь там просторнее, никто не рыщет из практического интереса или ради досуга. Существа оттуда заходят сюда, уходят незамеченными. Вот и сюда должно прийти одно из них.


Серьезность здесь появилась потому, что сейчас она обнаружилась в баре. Другая и какая-то реликтовая. Присущая заведениям, где пьют водку, а зачем иначе сидим и пьем? Впрочем, тут пьют пиво, да пока и ранний вечер. Барменша и посетители обсуждают чей-то день рождения, собираясь устроить пикник за городом. Вот, они тут насквозь знакомы, а я посторонний, ничего о них не знаю, а среди них, поди, бывшие принцессы, принцы и злодеи района. А кто-то и еще действующий кто-нибудь.

Разговор зашел о том, что надо бы достать казан. Один говорит, у знакомого есть, надо съездить и взять, хороший, чугун украинский, не китайский. Кому-то поручили съездить за чем-то (овощи, хлеб), кто-то берет скатерть и посуду. Рассуждали, приглашать ли этого, определяемого мужем Н[…] и маразматиком. Это, понятно, тот англоязычный дядька. Н[…] вроде говорила, что он не поедет, а никто его приглашать и не собирался, потому что маразматик и т. д., хотя пикник попадает и на его день рождения. Снова о том, что надо ехать за казаном, а такой-то купит мясо, ну и по кругу, в схожих основательных интонациях. Но когда у кого-то звонил телефон, отвечали иначе, барменша И[…] начала развернуто говорить о делах совсем другим голосом. Но серьезность все равно окутывала хождение вокруг будущих действий, постепенно делающихся конкретными.

Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза