Читаем Проводки оборвались, ну и что полностью

Иначе с чего бы я стал все это собирать? Поликлиника как первая заграница – ok, и что? Личными историями я заниматься не склонен, поэтому влияние кота G. несомненно. Впрочем, поликлиника, там был еще один порог: осознание, что в организме могут быть неполадки, то есть – по факту он не является тобой, а каким-то дополнительным к тебе устройством. Там же и какая-то физиотерапия, ультразвуковое прогревание, прививки. Зашивали палец на ноге, разрезанный об осколок бутылки. Починка агрегата, отчуждающая тебя от него. Никогда не вспоминал, но кот и это вытащил. У него ж в детстве возникла проблема согласия с собственным обликом: время от времени с недоумением смотрит, смотрел в зеркало (он через него видит и соотносится: на игрушку через зеркало реагирует, на того, кто его зовет или если кто-то пришел). Мог подумать сначала, что по виду такой же, как мы, но это не складывалось. Хотя умывался же и прочее, но недоумение явно присутствовало. Особенно с хвостом – разглядывал по-разному, смотрел, как тот шевелится. Не ожидал он его в своей жизни, похоже. Кот реален, конечно. Сфотографирован и по поводу самопознания в отражении, и по поводу хвоста.


А вот человеческий возраст, ему больше 60. Какие варианты? Ах, подводить итоги, складывать опыт; оттенок «как все стало не так» в вариант включен. Постепенно гаснущее сознание склонит – ну, теоретически – к романтической нежности в отношении всего подряд, бывает. Негодование – само собой (отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие – в комплекте). Еще вариант: делать вид, что ничего не происходит, все как обычно. Следующий: в самом деле вести себя так, будто ничего не происходит. Между этими вариантами есть разница, и непонятно, какой наивнее. Можно предъявлять себя мудрым и бесстрастным, расписывая ход времени на своем примере. Само собой, вариант поучительства. Все варианты социальны – с кем именно это было, внутри чего, а где эта предполагаемая социальность, ее ж, привычную, время уже съело? Можно суметь вести себя как-то так, что вопрос о возрасте и не возникнет. Но и это социальное поведение, раз предполагается, что вопрос возникает или нет. У кого, собственно? Где он, этот навеки опекун? И какой социум на улице Авоту? В баре и «Болдерае», но это не общесистемная социальность.

А хвост – другое дело. Хвост и есть хвост, откуда-то взялся. Если понимать личное прошлое как хвост, то время не копится конкретно в тебе. Ничего не навешивает, не склоняет к вариантам, оно ровно хвост, а ты – какой был, и это получается само собой. Даже латентную истерику физлица (возрастную) можно локализовать в хвосте, в его подрагиваниях. Ах, ощущаешь себя без возраста, происхождения и прочего – легкий материально и вообще. Если человек не думает о своем времени как о хвосте, то обрастет образованием, связями, недвижимостью, таким и сяким, станет важным, неповоротливым. А когда с хвостом, то ничего не нарастет, разве что локально: в распивочной, например, затеется какая-то основательность, но она ненадолго.

Стал бы и я – осознав это – весьма легким существом, с приязнью относящимся ко всему вокруг. Однако ж некая темная прозрачная материя склоняет влипать в эпизоды, а к тем подцепится всякое прочее, утяжеляя тебя даже при наличии хвоста. Впрочем, тот помогает балансу, а всякое новое влипание нейтрализуется его очередным движением. И становится легко, и почти возможно летать.

Все началось в распивочной, а я бы в нее не зашел, если бы не исследовательское воздействие кота G. Не преувеличение, именно его изучение окрестностей склоняет вести себя так же. Будто вокруг него возникает воронка, всасывающая в себя новое, ее ощутишь – установится и в тебе. Видишь, как в него все вписывается в непредставимом для тебя виде, рядом устанавливаются связи между всем вокруг. Разумеется, кот G. – именно кот, не подставной объект. Ничего общего с персонажами мультфильмов и проч. гофманщиной, по клавиатуре он пройдет как кот, Еккккккккккккккккккккк6Й!Фисм. Хождение кота по клавиатуре – это правильный шум, если в тексте нет шума, то он гипс и вата. Интенсивность любознательности G. не исчерпана, он еще и зимы не видел, и начала весны.


Итак, пространство, в котором собираются слои, их представители, пусть даже их какие-то лоскуты. Тут бы выйти из материальной реальности в какую-то смежную область, неподалеку, однако такой ход в эту реальность уже включен. Но есть щель: реальность не всегда стабильна. Например, сегодня погода такая, что Брунениеку от Авоту в сторону Чака выглядит, будто даже не начало XX века, а конец XIX: к вечеру свет такой, что цвета как на дореволюционных открытках. Дома соответствуют, они же все те же. Через здешние виды легко уйти в какое-нибудь из предыдущих времен. Не выдумывая, примерно понимая, как было устроено. Двухколесные телеги с ручкой для перевозки небольшого добра; столярные и жестяные мастерские в полуподвалах, те же дровяные подвалы, уголь, торфяные брикеты; порции дров, поленьев, стянутых железным обручем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги

Кредит доверчивости
Кредит доверчивости

Тема, затронутая в новом романе самой знаковой писательницы современности Татьяны Устиновой и самого известного адвоката Павла Астахова, знакома многим не понаслышке. Наверное, потому, что история, рассказанная в нем, очень серьезная и болезненная для большинства из нас, так или иначе бравших кредиты! Кто-то выбрался из «кредитной ловушки» без потерь, кто-то, напротив, потерял многое — время, деньги, здоровье!.. Судье Лене Кузнецовой предстоит решить судьбу Виктора Малышева и его детей, которые вот-вот могут потерять квартиру, купленную когда-то по ипотеке. Одновременно ее сестра попадает в лапы кредитных мошенников. Лена — судья и должна быть беспристрастна, но ей так хочется помочь Малышеву, со всего маху угодившему разом во все жизненные трагедии и неприятности! Она найдет решение труднейшей головоломки, когда уже почти не останется надежды на примирение и благополучный исход дела…

Павел Алексеевич Астахов , Павел Астахов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза