Проводки оборвались, ну и что

Слушать незачем, помню. Цитаты тут не применишь (ok, «She’s lost control» – для узнавания), это как какие-то топологические фактуры; резиновые и сырые переходы, раздувания-сужения в тесной арматуре. Не столько отстранение, сколько тогдашняя реальность. Локальные, точечные сварки, прицепляющие музыку к жизни – какой она числится, в общем – вполне ее реальный вариант. У меня JD были в начале второй половины 80-х. Такие-то спички, такая-то худая обувь. К альбому комментарий: As of June the 18th 2019 this blinder of an album was released exactly 40 years ago today The kind of music you keep returning to, once you fall in love with it.

А для меня прошло 35 лет. Пусть тогда пельменная. Рига, угол на границе Старого города, уже в нем – тот в 80-х был не туристическим, серым и ветшающим. Черно-белым, серым разной насыщенности. Вторая половина 80-х. Пельменная на углу, тесная, там универмаг рядом и много людей. От входа справа этот конвейер – металлические прутья, по которым волочишь поднос. Сметана в стаканах, хлеб. Салат какой-то, кажется. Яйцо под майонезом. Томатный сок. Стакан с солью и рядом стакан с водой, в который кидают ложку, помешав сок в стакане.

Там мы знакомы с R. уже лет семь, а в каком виде мог существовать кот G.? Не так, что в виде молекул или потенциальной возможности возникнуть через 35 лет, но эти Tabby – один же организм. Как грибница. Что не ограничивает субъектность того из них, кто пришел к тебе. Разве что нивелирует мутации и примеси.

Народу много, пельмени не успевают вариться, очередь тормозит. Ждет. Люди за столиками едят торопливо – хотя они долго стояли и могли бы расслабиться. Нет, торопливо, вероятно, просто голодны. В то время занимали все места за столиками, не так что каждый отдельно. Зал рассасывается, когда очередь ждет. Вкуса не помню, пельмени и пельмени. Тесно, пар, сырые разводы на полу. JD тут потому, что время. Детали – все эти поручни, легкий туман из окна раздачи, вид людей – с музыкой не связаны, она не связана с ними. Не образует ничего дополнительного, ни личности, ни жизненного проекта, ни схемы мироздания. Просто все как-то так. Теперь Дивижн сделал дырку в какой-то еще один мир, ну а там – эта пельменная. Соединились, будто иначе и быть не может. В нынешнюю сухую жару, не склоняющую вспоминать ноябрь, дожди и слякоть.

Вот, пельменная. Не воспоминание. Может, что-то такое же зафиксировано ими самими, JD. Не так, что у них там такая же черно-белая, полунищенская – для посторонних – память, но в каких-то точках, пунктах какая-то стрелка дергается сильно вправо и медленно возвращается влево. Всплески и раскачивания уходят из музыки, уже сами как-то. Звуки заканчиваются, а переливание и качания длятся, постепенно делаясь твоим фоном, надолго.

Фон уже вне обстоятельств, где-то в подкладке, оттуда и действует. Славно – значит, подкладка существует. Она в области смерчиков, перескоков, где ж еще, и не различить то ли сегодня, то ли всегда. Это время, примерно 75–95-й, пропало. Нигде его нет. Будто этот кусок инстинктивно или намеренно вычеркнут (кем, чем, почему?). Вот русская проза, где тогдашние? Бартов, Звягин, Дышленко, Улановская, Комарова, Марсович, Нарбикова, Андрей Сергеев, тут не все, конечно. Что ли, не совпадали с тем, что было до и стало быть после. Тут бы отдельность этих двадцати лет описать, только незачем: кто там был – знает сам, а другим не объяснишь. Зачем рисовать объяснения и схемы. Есть что-то общее в упомянутых, очень разных, почти уже исчезнувшее. Не смысл ушел, а нет опоры для чтения.

Тогда, что ли, было нечеткое время и в нем внятно было что-то нетипичное, что пытались зафиксировать и материализовать. И не специально, а как же иначе. Право же, будто ангелы или что-то такое, феи и духи воздуха присутствовали во множестве повсюду. А потом проехали область, где филидели живут и водятся с нами, вот и все. Или тогда здесь было так, что им было интересно, а потом стало нет. Можно выстроить объяснения, незачем. Можно сделать пунктирные мостики к теперь, пустое. Пусть существует как существующее. Будет отдельно, зачем прицеплять пояснения.

Дальше: Pere Ubu – «Terminal Tower», знаю. Их описывают торжественно: «единственная в истории экспрессионистская группа, сумевшая соединить элементы рока c musique concrete и создать звучание, работающее на уровнях сознания, которые для популярной музыки прежде были недоступными». Какая популярная музыка, коммерческие достижения отсутствуют. Может, как-то в принципе сказано: «Считаются одной из самых влиятельных групп ньювэйва». Не попса, конечно. А Pere Ubu – король Убю, персонаж и пьеса Альфреда Жарри. Убю и Антонен Арто играл. Группа американская.