Проводник

Часы давно перевалили за полночь, но Бэлу не спалось. Ворочался с боку на бок, то прислушиваясь к стуку дождя за окном, то проваливаясь в размышления. Не шло у него из головы откровение Вячеслава. Но и поверить во все это было за пределами разумного. Хотя... Чего ведь только не случалось за время службы, да такого, что однозначно было в ведении каких-то иных сил. И тут же услужливая память напомнила, как попал он под первый свой обстрел. Случилось это как в насмешку над ним, с детства боящимся высоты, при вылете на задание. И когда тяжелую машину стало мотать в воздухе, заваливая в крен, у него, еще молодого лейтенанта, от ужаса грудь перехватило, да так, что даже благой мат застрял в легких. Ноги налились свинцом, а в мозгу проскочила паникерская мысль: "Всё! Кренец-кандец!" Даже сейчас, лежа в постели, он вспомнил тот сковывающий сердце кошмар, и накатило, перехватив горло до боли. Вот ведь сколько лет прошло, а тело помнит!

Бэл встал и походил по комнате, пытаясь отогнать чересчур уж реальные воспоминания. Но картинки прошлого уже неотвратимо скользили перед глазами. Прожить те ужасные мгновения, затянувшиеся в вечность, помогло одно - закрыв глаза и вцепившись в сидушку, одеревеневшими губами шептать молитву Богу и Ми-24, сначала беззвучно, а под конец уже, как ему казалось, крича изо всех сил: "Вертушечка, вынеси! Вывези! Держись!" Вот ведь штука какая, но даже сейчас он мог поклясться, что тогда в падении что-то изменилось, в нарушение привычных законов физики. И ведь сели! Подломив шасси, вертушка выпустила их, перепуганных пацанов, на твердую землю. Отбежав подальше, он обернулся посмотреть, не загорелась ли машина, и вздрогнул от неожиданности - на какое-то мгновение показалось ему, что лежащий вертолет был живым существом, прижавшим обстрелянный бок к земле, тяжело дышащим, но улыбающимся им в след. Тогда, он мотнул головой, отгоняя наваждение, но сказал вдруг в голос: "Спасибо!" И, чтобы никто не увидел, как увлажнились глаза от пережитого страха и радости спасения, отвернулся, и быстро двинулся прочь, рывком вытерев лицо рукавом полевки.

Потом, позже, по возвращению, зашел в церковь и долго разговаривал с Богом, стоя перед старинной иконой в золоченном окладе, а под конец вдруг попросил, чтобы помог он, всесильный, и та вертушка выздоровела, вернее, чтобы починили, спасли, а не отправили в утиль. И ведь встретил её спустя несколько лет и командировок, проезжая по Ханкале. Увидел, как поднялась с аэродрома на вылет двойка "крокодилов", и необъяснимо трепыхнулось учащенно сердце. Топнул по тормозам, торопливо спрыгнув в раскисшую грязь дороги, и стал пристально вглядываться в приближающиеся машины, беззвучно шепча вмиг пересохшими губами: "Я прошу тебя... я просто прошу, пусть это будешь ты...", и когда разглядел приметный знак по фюзеляжу, облегченно засмеялся, радостно замахав руками. И Ми-24 вдруг отклонилась от курса, подлетела близко-близко, зависла на секунду над ним, словно тоже узнав в заматеревшем спеце того перепуганного, ободранного в кровь паренька. Затем, качнув на прощание бортом, набрала обороты, легко догнала напарницу и уже через несколько минут их мощные силуэты скрылись из виду. А Бэл еще какое-то время стоял, смотрел вслед этим удивительным, совершенным машинам. Тогда сослуживец подошел к нему и довольно покрутив фотоаппаратом сказал: "Классные все-таки летчики ребята! Разрешили сфоткать себя на память". Но Бэл чувствовал тогда, что нет, не все так просто.

А сейчас Бэл понял, что стоит у окна, смотрит невидящим взглядом в ночь, рисуя пальцем невидимые линии по стеклу. "Всё бывает в этом удивительном мире", - уверился он, искоренив сомнение.

***

Утром Бэл проснулся от того, что тихонько скрипнула дверь в комнату. Пытаясь не выдать, что уже не спит, скосил прищуренные глаза и усмехнулся уголками губ. Через приоткрытую щелку его пристально разглядывали любопытные детские глазки. Бэл подавил улыбку и неожиданно пружиной подскочил на кровати, подкинув над собой одеяло, с криком "Попалась!". Реакция была незамедлительная - восторженный визг за дверью и удаляющийся топот маленьких ножек. Он же громко рассмеялся, довольный такому развитию знакомства. Со стороны кухни, где что-то уютно шкварчало и посвистывал закипающий чайник, раздалась торопливая речь:

- Дядя Бэл не спит! И как вкочит! А потом заычит! Ста-ашно!

Послышался веселый женский голос, который что-то ответил ребенку. И вот уже детский топот спешно последовал обратно в сторону комнаты. Бэл, быстро одевшись, спрятался за шкафом. Широко распахнув двери, забежала маленькая девчушка в ярком платье с подсолнухами и встала, как вкопанная, озадаченно разглядывая пустую постель. Бэл, подавив смех, выскочил, изображая страшный рык:

- Сейчас я поймаю и съем эту Маруську! - и неуклюже передвигаясь, попытался ухватить девочку, но та, вновь, упоенно заверещав, увернулась и выбежала из комнаты.