Проводник

Тристан некоторое мгновение не отвечал, и она поежилась, прочитав в его молчании самый худший вариант. Конечно, для него она была еще одной душой. На нее накатила досада, и она завертелась в кресле.

– Я перестану говорить, – пообещала она.

Губы Тристана дернулись.

– Тебе необязательно это делать.

Но она была права. Он действительно предпочитал начало путешествия, когда души погружались в сон, и он мог быть практически один. Сон напоминал занавески, которые загораживали его, пусть даже всего на несколько часов, – от их эгоизма, невежества. Он был потрясен, что эта… эта девушка обладала состраданием, что ей хватило великодушия подумать о его чувствах и нуждах. Он взглянул на нее, съежившуюся в кресле и словно желающую раствориться в древних пыльных подушках. Его тронул румянец на ее щеках.

– Ты хочешь услышать еще одну историю? – спросил он.

– Если ты не против рассказать, – скромно ответила Дилан.

Ему в голову пришла идея.

– Ты меня спросила про самую худшую душу, которую я переправлял, – начал он, – но я соврал. Это не ты.

Он замолчал и быстро взглянул на нее.

– Не я? – Дилан опустила голову на колени и изумленно смотрела на него.

– Не ты, – кивнул он. А потом из его голоса пропала шутливость. – Это был маленький мальчик.

– Мальчик? – спросила Дилан.

Тристан кивнул.

– Как он умер?

– Рак, – пробормотал Тристан, не желая озвучивать эту историю как-то иначе, чем шепотом. – Ты бы его видела, как он лежал там. Это было душераздирающе. Крошечный и хрупкий, с белым лицом и лысой головой после химиотерапии.

– Кем ты был для него? – осторожно спросила его Дилан.

– Доктором. Я сказал ему… – Тристан затих, он не был уверен, что может в этом признаться. – Я сказал ему, что могу заставить боль уйти, что он снова будет хорошо себя чувствовать. Его маленькое лицо озарилось. Он спрыгнул с кровати и сказал мне, что уже чувствует себя лучше.

Тристан ненавидел переводить детей. Хоть они шли добровольно и были самыми доверчивыми, с ними было труднее всего. Они редко не жаловались, но ему казалось, что дети заслуживают право на жалобу больше всего. Как несправедливо умереть, прежде чем сможешь вырасти, пожить, получить опыт…

– Тристан. – Голос Дилан заставил его поднять голову. – Можешь не рассказывать, если не хочешь.

Но он хотел. И не знал, почему; это не приятная сказка, и счастливого конца не будет. Он хотел поделиться с ней чем-то своим. Чем-то важным.

– Мы вместе вышли из больницы, и он так давно не видел солнца, что не мог отвести от него взгляда. Первый день прошел хорошо; мы легко добрались до островка безопасности, и я развлекал его фокусами: из ниоткуда разжигал огонь, заставлял вещи передвигаться, не дотрагиваясь до них. Делал все, что угодно, лишь бы его отвлечь. На следующий день он был уставшим. Его разум все еще говорил, что он болен, но мальчик хотел идти. Из-за болезни ему несколько месяцев не разрешалось ходить. Я не мог ему отказать. А следовало.

Тристан пристыженно опустил голову.

– Мы шли слишком медленно. К заходу солнца я уже нес его, но этого было недостаточно. Я побежал. Бежал как можно быстрее, и бедный ребенок забеспокоился. Он плакал. Чувствовал мою тревогу и слышал вой демонов. Он доверял мне. А я его подвел.

Дилан боялась спросить. Но не могла вот так оставить эту историю.

– Что случилось?

– Я споткнулся, – прохрипел Тристан, глаза заблестели в приглушенном свете огня. – Я споткнулся и уронил его. Отпустил его, чтобы смягчить падение. Всего на секунду. Но ее было достаточно. Они схватили его и затащили вниз.

Голос Тристана оборвался, но молчание сопровождалось неровным, тяжелым, прерывистым дыханием, словно он плакал, хотя щеки были сухими. Дилан всматривалась в него. Ее рука сама потянулась и обхватила его руку. В комнате было тепло, но его кожа казалась очень холодной. Дилан провела пальцами по тыльной стороне ладони. Он на секунду хмуро взглянул на нее, потом перевернул руку, и их пальцы переплелись. Потом он начал медленно выводить круги на ее ладони большим пальцем. Было щекотно, но Дилан скорее лишилась бы руки, чем убрала ее.

Тристан посмотрел на нее, тени от огня танцевали на его лице.

– Завтра – опасный день, – пробормотал он. – Снаружи соберутся демоны.

– Ты вроде сказал, они не могут войти? – сдавленно произнесла Дилан из-за внезапно охватившей ее паники. Он предупредил ее, а значит, действительно волновался. Получается, что опасность на самом деле реальна. У нее свело живот.

– Они не войдут, – пообещал он с серьезным выражением лица, – но они знают, что в итоге мы выйдем.

– Мы будем в безопасности? – голос Дилан превратился в писк.

– Утром, когда взойдет солнце, у нас все будет в порядке, – сказал он, – но днем придется пересекать равнину, а там всегда темно. Там они нас и атакуют.

– Откуда ты знаешь? Ты вроде сказал, что ландшафт создаю я?

– Это так, но то, что под землей, всегда остается таким же, а ты создаешь ландшафт поверх земли. Вот почему дома безопасности всегда в одном и том же месте. И впереди будет равнина. Она всегда там.

Дилан от любопытства закусила губу, но не выдержала и спросила: