Проводник электричества

— Хер, завернутый в газету, заменяет сигарету. Исчезни, школяр!.. Ну а чего когда и где… Ты как насчет сегодня вечером, чувак? У нас бардак нехилый намечается на флэте у чувака тут одного. И хата центровая, и перенсы на даче на два дня. Придем, сыграем, покиряем, еще поиграем, еще покиряем. Или чего — отец не пустит, мамка заругает? А то давай. Такие кадры будут — что ты!.. я сам неделю лично отбирал. Решай, чувак… сам, может быть, с герлой какой поближе познакомишься. Ну че ты ходишь со своими пионерками в кино? Они ж чистюльки да и маленькие все. А тут марухи тертые, не сыроежки там какие-нибудь, да.

— Ну и чего — когда, куда?.. — Он, Эдисон, еще не знал, как все решится с матерью, с отцом… тем более с отцом… ага, и тем более с матерью, но был готов, уже шагнул как будто в эту новую, неведомую, смутно-соблазнительную жизнь…

Само вот слово — «кадры» — звучало треском пленки, мельканием цветных объемных бабских образов на белой плащанице широкого экрана: за первой, одной, влекущей, вступившей во владение твоим проснувшимся желанием, является еще одна, другая, еще чудеснее, пригоже, ладней, увлекательнее, потом еще одна, еще… и так, пока не оборвется пленка, но это, разумеется, случится так не скоро, как будто вообще конца не будет никогда.

— Ну так чего, заметано?

— Заметано и похоронено, — заверил Эдисон, по-прежнему не зная, что будет говорить отцу и матери.

— Во! Речь не мальчика, но мужа. Слышь, Эдисон, а ты вали все на меня… моя же мать с твоей работает… да и я сам вчера узнал случайно. Скажи, что это я тебя позвал, Раевский Алик, сын Софьи Николаевны, весьма приличной женщины и все такое прочее. Скажи, пойду «Весну священную» у самого Раевского послушать, интеллигентно чаю, да, с безешками попить. Ты знаешь, кто мой фазер?.. Глыба.

— Да знаю уж. Создатель фонтана «Дружба народов».

— Иронизируешь? Согласен, брат, оптимистичная баланда для колхозников, доярка и пастух на сотню голосов… зато пластиночки мне батя добывает правильные, понял? Короче, в шесть на Пушке. Я буду там кадров встречать. Прикинулся бы только немного постильней. А то прости, конечно, ты ходишь как рабочий завода «Красный пролетарий» — на танцы во Дворец культуры имени Цюрупы. Еще всех кадров мне перепугаешь. Нет, ну, на танцах в сельском клубе мочалки без вопросов все твои…

— Ну ты б и дал мне что-нибудь…

— Чего? Это как ты себе представляешь? С себя, что ль, снять и на тебя надеть? Да и пока мы не достигли коммунизма, мани еще никто не отменял.

— Я куплю, но потом. Поди, запас кое-какой имеется. И не надо мне тут… да так да, нет так нет.

— Ну-ка встань. — Алик сделал соответствующий жест. — Ну по росточку вроде ничего, сойдут. Есть подходящие траузера в загашнике. Родные, штатные, ты и не видел никогда таких. Я для себя брал, понял?.. вот только жопу разожрал — не лезут ни хрена. Но только извини: захочешь насовсем — в три сотенки целковых тебе встанут.

Он внутренне присвистнув: цена была заоблачной, отец за месяц получал пятьсот… ну, не считая премий самого высокого пошиба… вторую их с Мартышкой отцу вручили прошлым годом за удаление из мозга доброкачественной опухоли с астрономическим названием, которое Камлаев позабыл; одно название этого будто космического тела свинцово сдавливало слух какой-то абсолютной безнадегой — казалось, что больному этой «кометой Галлея» уже не уцелеть, разломит череп изнутри растущей массой красного карлика… и этого хватало на домработницу и дачу, на колбасу, икру и шоколад для целых трех нахлебников… а тут три сотни рубликов? За что? Ну, сотню, полтораста еще куда ни шло. Да нет, отец, конечно, не был скуп; он вообще все деньги отдавал в распоряжение матери, и на Мартышкино шмотье шли горы — чем дальше, тем выше, но все равно… ну, что ли, стыдно как-то.

— Слышь, Алик, — Эдисона осенило, — а ты консерваторских многих знаешь?

— Ну знаю, а что?

— Ну а по классу композиции?

— И этих тоже. Совсем гнилой народ, мозги — окаменевшее дерьмо. Ты пообщаться хочешь? Да ну, ты брось… они ж на слух, без нот, ни такта не сыграют… роботы.

— А среди них… ну, эти… двоечники есть? Ну если человек тупой или там просто болт на все занятия забивал, то у него ж потом проблемы. Задания надо ж делать, там фугу такую, там фугу сякую.

— Ну, их проблемы. Тебе-то что?

— А то. Вот если я им фугу… ну, там не фугу, да, но что-то сочиню.

— Ты что, всерьез?

— Штаны-то мне нужны, — проворчал Эдисон. — Где я тебе триста целковых возьму? По электричкам, что ли, побираться?

— Ну ты… маленький Моцарт. А что, можно спокойно снимать по тену с носа. А то и четвертной, если крепко прижмет. Такие есть!

4

— То есть ты хочешь сказать, твои самые первые композиторские опыты были связаны с желанием подзаработать?