Проводник (ЛП)

Скаут взял деталь двигателя и бросил ее в груду барахла в углу комнаты.

— Он бы отложил кирпичей, если бы знал, что это я забрал ее задницу в загробную жизнь?

— Ты забрал свою мать? — спросил я. — Разве это не конфликт интересов?

— Не то, чтобы я спланировал это. Я просто прикрывал одного из Небесных жнецов в тот день, а ее песочные часы исчерпали весь песок. — Он пожал плечами. — По крайней мере, у нас получилось должным образом попрощаться. Это не было грандиозным событием.

Я сжал губы в жесткую линию, стараясь не мучить себя незнанием, кто забрал папу и маму. И Генри. Об этом было слишком тяжело думать.

— Почему ты остался? — спросил я, наконец. Это был вопрос, который я хотел ему задать. Я не уверен, что хотел услышать ответ.

— Что ты имеешь в виду?

— После того, как Бальтазар принял тебя. Ты попросил эту территорию. Почему во имя Бога, ты хотел быть в этом месте? Наблюдать, как люди, которых ты знал, умирали снова и снова.

Он улыбнулся, и его глаза застлало воспоминание, которое я не мог видеть. Поток солнечного света лился через пыльное пространство, освещая боль под его улыбкой. Боль, которая выглядела слишком знакомой, на мой вкус.

— Из-за девушки, конечно. Какого еще черта я остался бы здесь?

— Из-за девушки? Ты превратил свою жизнь в ад из-за девушки? — спросил я, мой голос сочился недоверием. Скаут никогда не был похож на человека романтического типа.

Его брови поднялись.

— Кто бы говорил.

— Так что случилось? Где она сейчас?

Он пересек комнату и поиграл с чем-то на рабочем столе его дяди. Если я знал Скаута, то он просто пытался скрыть свои эмоции от меня. Я позволил ему это.

— Я не знаю, — наконец, сказал он. — В последний раз, когда я проверял ее, она была замужем, с двумя детьми. — Он оглянулся на меня и пожал плечами. — Прошло двадцать лет, Финн.

— Она когда-нибудь видела тебя?

— Нет. Я не хотел. — Его голос стал хриплым. — Я слонялся поблизости в течение нескольких месяцев после похорон. Если честно, я действительно не знал, куда еще пойти, когда я не работал. — Он усмехнулся, но это прозвучало горько. — После того, как я смотрел, как она плачет до тех пор, пока не уснет каждую ночь в течение трех месяцев, слушал, как она говорит со мной в темноте, а остальные в мире спят… я не мог больше этого выносить, так что я оставил ее в покое.

— Она разговаривала с тобой?

Он повернулся ко мне лицом. Его глаза были мрачными, годы накапливавшейся боли, наконец-то, вырвались на свободу.

— Конечно, разговаривала. Она могла чувствовать меня. Даже если они не видят нас, Финн… они знают. Они всегда знают. Точно на таком же уровне Эмма знала это, до того как ты научился физически проявляться.

Скаут сделал шаг ближе и встал на колени передо мной.

— Они не могут идти дальше, пока мы рядом. Ты знаешь это, да? Эмма никогда не сможет идти дальше, пока ты рядом. Точно так же, как Софи не смогла, если бы я не ушел. — Он, наконец, плюхнулся на пыльный бетон, выглядя бледным и истощенным. — Просто, потому что мы так застреваем, это не означает, что они тоже должны. Они заслуживают большего.

— Как ты смог отпустить ее? Как ты смог смириться с тем, что у нее будет жизнь с кем-то еще кроме тебя? — спросил я.

Скаут закатил глаза, когда он писал сообщение своему дяде в пыли кончиком пальца. «Я наблюдаю за тобой».

— Думаешь, я смог? Нет, парень. Я не смог. Видеть, как она бегает за детьми, которые являются половинкой его и половинкой ее. Видеть, как она сворачивается калачиком рядом с ним в постели ночью, видеть, как он трогает ее во всех местах, которые раньше знал только я. — Он заскрипел зубами и закрыл глаза. — Нет… я не смирился с этим.

Он снова открыл их и откинулся на локтях, кивая на сообщение на песке.

— Но я себя занимаю. И она любит его. Знать, что она смогла полюбить кого-то снова, что она нашла какое-то счастье. Знать, что я был достаточно силен, чтобы дать это ей. Это делает все легче.

Я уставился на пустые руки. Руки, которые держали Эмму чуть больше сорока восьми часов назад, не чувствуя ее. Руки, которые никогда не будут держать ее снова, как только они отпустили ее. Это должно было работать. Поскольку я только и делал, что мучил ее. Я только и делал, что мучил нас. Скаут был прав. Она заслуживала больше, чем меня. Больше, чем я мог дать ей.

Внутри моей груди что-то сломалось, разорвалось и заболело. Теперь, когда я принял решение, я почувствовал себя пустым. В течение двадцати семи лет она занимала все мои мысли. Мое сердце. Мою душу. Она была моей целью. А теперь… кем, черт возьми, я должен был быть, если я не жил этим? Останется ли что-нибудь во мне, если я не буду любить ее? В тот момент я этого не чувствовал.

Скаут склонил голову на бок, наблюдая за мной.

— Ты не должен этого делать, ты знаешь.

— Но ты сказал…

Он не дал мне закончить, издав раздраженный звук.

— Пошли на фиг все, что я сказал. Я — самое несчастное существо на свете. Эмма — другая, и мы это знаем.